Украинскую экономику стоит строить на инновациях и технологических разработках, а образование должно стать государственным приоритетом "номер один", убеждена Ксения Семенова. О высшем образовании, изменениях в авиационном университете и реалиях обучения во время войны – в интервью президента КАИ для РБК-Украина.
В последние годы Киевский авиационный институт (бывший НАУ) появлялся в новостях преимущественно из-за негатива – от коррупции до застройки территории вуза жилыми комплексами.
В итоге бывшего ректора удалось отстранить от должности в связи с разъединением НАУ и созданием КАИ и Украинской государственной летной академии. Весной 2024-го и.о. ректора назначили ученого и педагога Ксению Семенову. Впервые за всю историю университета его возглавила женщина. В КАИ ввели правительственный эксперимент с Наблюдательным советом и изменили организационную модель, чтобы иметь больше возможностей для развития.
26 августа 2025-го Наблюдательный совет КАИ избрал Ксению Семенову новым президентом вуза. РБК-Украина публикует первое интервью с Ксенией уже в новом статусе.
Главное:
– У вас студенты сейчас учатся офлайн?
– Да. И уже давно надо разграничить: если дистанционно, то должны в дипломе писать, что человек учился дистанционно. Есть такие, кто требует: "а я хочу дневную форму, но учиться хочу на дистанционной". В дипломе же пишут "дневная форма", а по факту это дистанционная. В чем логика?
Минобразования это не пытается остановить: университеты набирают на дневную форму, а учат удаленно. Но надо признать правду и установить: дневная – значит дневная. Дистанционная – значит дистанционная. Да, по каким-то направлениям можно учиться дистанционно. У нас есть студенты, которые учатся онлайн. Но и у них в дипломе будет это написано. В КАИ так сделали, но в целом это должно решать МОН.
– Вы не единственный университет, который это ввел?
– Так еще в Шевченко, частично в КПИ. Почему мы до сих пор не называем вещи своими именами? Вот человек поступает в университет, ему заявляют, что у него будут пары в оффлайне. Он приезжает, а пар нет. Так куда он поступал и где дневное обучение?
- Как сейчас выглядит у вас обучение офлайн? Студенты спускаются в укрытие во время тревоги?
– Честно говоря, если ничего не летит (на Киев – ед.), то не спускаются. Стоят под корпусом и ждут отбоя. Но во время тревоги мы не проводим занятия в аудиториях, студенты должны идти в укрытие. Если это начало пары, остается еще время, здесь в укрытии есть преподаватель, что-то проводит. Это не так удобно, как в отдельной аудитории, но они стараются.
Если до конца пары остается полчасика, то не ждут отбоя, преподаватель их отпускает. Все научились это быстро мониторить: если реально что-то летит, то уходят в укрытие.
– Какая у вас ситуация с укрытиями, на всех ли студентов и преподавателей хватает?
- Да. Укрытий у нас хватает и на общежития, и на корпуса.
– У вас были разрушения в одном из общежитий. Какая ситуация там сейчас, делается ли ремонт?
– В начале июня была массированная атака на Киев дронами, и тогда был прилет в общежитие. Мы собрали немного средств у спонсоров, запустили тендер на восстановление окон. Ждем решения комиссии МОН по выделению дополнительных денег на ремонт лифтов и лестничной клетки. Частично на том стояке, где повреждены комнате и где нет окон, мы переселили студентов.
– После этого случая студентам хватает мест в общежитиях?
- Да, у нас очень много общежитий. Сейчас у нас около 13 тысяч студентов. Из них 7 тысяч живет в общежитиях. А кампус рассчитан на вдвое больше людей, чем у нас учится.
Мы в этом плане гибкие. Во-первых, мы начали селить всех, киевлян тоже. Это не пользуется таким уж спросом. Мне кажется, половина не поняла, что мы готовы их селить. Но селим всех, кто нуждается. Например, семья переселенцев уже живет в Киеве, и условия жилищные не такие, чтобы учиться.
– Сколько стоит проживание в общежитиях?
– 800, 880 и 960 гривен в месяц.
– Отменили ли форму, которую когда-то надо было носить студентам?
– Да, сейчас формы уже нет. Когда я училась, в первый корпус не пускали без формы вообще. Был такой лайфхак: у нас этот корпус переходами соединен с другим. В восьмом корпусе охрана была более лояльная, то мы заходили через восьмой корпус и проходили через восьмой в первый.
– Говорят, та форма была очень плохого качества и ее невозможно было носить.
– Форма – это была одна из схем бывшего ректора Максима Луцкого. Он тогда работал директором сервисного центра, и он плохого качества форму продавал студентам за большие деньги. Это был один из первых его "проектов". Поэтому форма была такого качества.
– Напомните, какие проблемы были с предыдущим руководством НАУ. Что произошло с университетом за последние годы?
– Как вообще началась история с реорганизацией? Авиационный университет был классный. Это был лидер высшего образования, и мы по количеству студентов и количеству желающих здесь учиться всегда соревновались с КПИ за первое место. Часто по количеству поступающих мы были на первом месте, а КПИ – на втором.
А потом здесь началась борьба за власть. Университет стал очень привлекателен для тогдашней Партии регионов. Янукович стал президентом, Табачник был министром образования, кум его был то первым проректором, то председателем РГА, то председателем Комитета образования и науки в Верховной Раде. Когда регионалы захватили власть в Украине, университет был частью их "большого плана", и они начали его бесстыдно дерибанить. Эта история где-то с 2007-го заварилась.
Когда министром образования назначили Оксена Лисового, часть сотрудников, выпускников, студентов, представителей оборонных компаний сказали: "Слушайте, это университет, который должен готовить кадры для обороны, а там фактически нет образовательного процесса". Уже два года мы могли учить студентов офлайн, но этого никто не делал. Кафедры расходились, инфраструктура разрушалась, ЖК на территории НАУ строились. Ничего связанного с образованием здесь не было.
Луцкий, который был сам "регионалом", был очень связан с Россией через семью Януковича. Он сбежал якобы служить в воздушные силы. Поэтому я думаю, что все эти проблемы КАИ – это могло быть не только о деньгах, но и о саботаже подготовки кадров для оборонки. Потому что НАУ должен был бы для обороны делать проекты. Но ничего не было.
В правительстве поняли, что просто смена ректоров особо не влияет на развитие университетов, начинается обычная борьба за власть. Михаил Федоров предложил решение изменить здесь управленческую модель, и начать правительственный эксперимент с наблюдательными советами (глава наблюдательного совета КАИ - топ-менеджер и экс-президент мобильного оператора "Киевстар" Петр Чернышов – ред.)
Там есть беспристрастные представители от бизнеса, у них никаких персональных финансовых интересов здесь нет, кроме амбиции попробовать построить новую интересную систему управления в образовании. Также мы изменили организационно-правовую форму с бюджетного учреждения на государственное некоммерческое предприятие, чтобы иметь финансовую автономию.
– А что сейчас с застройкой территории различными ЖК? Это начиналось как инициатива, когда по регионам искали специалистов, которые бы работали в университете, и им бы предоставляли квартиры на выгодных условиях.
– Да, это звучало как красивая история, но это схема, которая работает не только здесь. Застроены ЖК на территории КПИ, КНУ Шевченко и многих других. Схема работает так: заключается инвестиционное соглашение, по которому строится многоквартирный жилой дом, часть квартир как служебное жилье передается сотрудникам.
И дальше эти квартиры передаются сотрудникам, связанным с ректором. Они их приватизируют и потом продают, таким образом выводя их из государственной собственности. В законе написано, что государственное имущество не может быть таким путем приватизировано. Уберегло ли это от приватизации? Нет. МОН имеет ресурсы, чтобы судиться с этими владельцами квартир? Нет.
– То есть нужны в первую очередь законодательные изменения?
– Сейчас есть возможность передавать имущество в уставный капитал университетов. Но для этого должно быть решение МОН. Хочет ли МОН передавать это в уставный капитал? Заместитель, отвечающий в ведомстве за имущество, достаточно консервативен, чтобы блокировать современные решения по этой теме.
Например, у нас есть договор с чешской летной школой. Она большая, основанная в 90-м году, когда Чехия обрела независимость. Мы хотели бы наших студентов учить на наших самолетах там, потому что у нас пока закрытое небо. У нас в ангаре стоят два самолета, которые не летают. И самолет – это не стол: с каждым годом обслуживать его дороже. И если ты не обслуживаешь двигатели, через какое-то время придется списать их на металлолом.
Мы уже полгода просим передать эти самолеты им в аренду. Мы бы получали за это деньги, а они обязуются их вернуть, когда откроется воздушное пространство в Украине. Мы учим на них наших же студентов. Их частично учат наши же преподаватели. А нам это не согласовывают. Затягивают решения, необходимые для развития университета.
– Были ли случаи с несуществующими студентами в НАУ?
– Были случаи с несуществующими сотрудниками, с "мертвыми душами". Бывший руководитель службы безопасности бывшего университета имел пачку зарплатных карточек, на этих людей вписывались премии. И раз в месяц он снимал деньги со всех карточек. Есть видеозапись с банкомата, как он это делает.
Полиция уже полгода все никак не может расследовать, собрать доказательную базу и передать в суд. Это очень показательный кейс. Нас попросили нанять независимую компанию, которая посчитала бы нанесенный университету ущерб.
– Посчитали уже этот ущерб?
– Убытки были на уровне 200 тысяч гривен в месяц. А продолжалось это минимум 4 года. И это только одна из схем. За парковки оплата была наличными. А где МОН? А где правоохранительные органы? Все вроде бы усиленно контролируют. Но здесь тоже это не помогало. Это иллюзия контроля со стороны государства.
За аренды также платили наличными, не говоря о бытовом взяточничестве на уровне студент-преподаватель. Из непрофильных активов еще есть СТО, где тоже платили наличными. Сейчас ни за парковку, ни за другое, наличными уже не платят.
– Относительно злоупотреблений – много ли сейчас их с отсрочками?
– Сейчас это уже боятся делать, с этим стало лучше. Вот ты поступаешь в университет и учишься только на бумаге, а у тебя есть отсрочка. За взятки закрываешь сессию и тебя 4 года не отчисляют, ты типа студент.
Уже сделали определенные ограничения: и по возрасту, и чтобы это было последовательное обучение, и это очень правильно. И вообще СБУ очень хорошо взялось за расследование этих кейсов. Я еще не знаю случаев, когда это довели до суда. Но это расследуют, запрашивают у университетов документы: сдавал ли человек экзамены, вообще был ли человек в университете, сидел ли за границей все время.
СБУ неплохо с этим работает. Кто-то думает, что нельзя отследить человека. Знаю, есть люди, которые думают: я не поставлю на телефон Дію или Резерв+ и государство не будет за мной следить. У меня для них плохие новости: государство за этим довольно неплохо следит. В Киеве могут легко проследить по камерам.
– Университет сейчас делает много для обороны. Запускаются ли в КАИ сугубо для этого отдельные специальности, связанные с дронами, кибербезопасностью? Сотрудничаете с производителями?
– Мы готовим кадры для обороны, готовим инженеров. Та база, которую мы даем в наших образовательных программах, для этого типа образования очень хорошая.
Мы начали сотрудничать с компаниями из оборонного сектора, с производителями дронов. У нас есть отдельные совместные бакалаврские, магистерские программы по дронам. Это означает, что практические занятия будут более ориентированы на эту сферу. Стажировка, скорее всего, будет проводиться в этих компаниях. Это ведущие лидеры рынка.
На самом деле нет разницы, ты эту антенну делаешь для военной связи или для гражданской. Россия атакует гражданскую инфраструктуру так же, в том числе вышки мобильной связи. Все гражданские объекты они расценивают как свои военные цели. Поэтому нет разницы, и в гражданской отрасли тоже есть защищенные протоколы, соответствующий уровень кибербезопасности соответствующий. Мы сейчас являемся лидером в кибербезопасном образовании.
И с государственным сектором работаем, с "Укроборонпромом", заводом Антонова. Кроме того, что там стажируются наши студенты и у нас преподают их специалисты, есть несколько проектов, где мы делаем работы по их заказу. Это научные исследования.
– Какие интересные возможности для студентов и преподавателей в КАИ есть сейчас?
– В университете обязательно должна быть наука. Это то, что мы сейчас развиваем. У нас есть проект развития аэрокосмического исследовательского центра. Там будут проводить аэродинамические, радиочастотные исследования, композиты. Все, что связано с авиацией.
И это не только о дронах. Большая авиация есть, компании работают. "Прогрестех", "Боинг Украина" – это два крупных подрядчика глобального "Боинга". У них есть заказы, и они набирают инженеров, которые физически находятся в Киеве. Компания сама платит налоги в Киеве. У нас есть совместные образовательные программы. На одну из них мы набрали очень много студентов, и мы этому очень рады. Это настоящие авиаторы, конструкторы.
Есть стереотип в инженерно-технически-авиационных кругах, что Киевский авиационный институт готовит эксплуатантов. В СССР была разделена эта история: самолеты придумывают русские. И еще Харьков придумывал самолеты, там работали разработчики. А в Киеве готовили только обслуживающих воздушные суда. Мы поднимаем историю университета и видим: тех специалистов, которые были склонны к проектированию, сразу забирали в Москву. Потому что считали: самолеты должны строить россияне.
Мне в группах пишут люди старшего возраста: "Этот университет никогда не готовил конструкторов". Да, никогда не готовил, а вот теперь готовит. Если мы не будем готовить инженеров-конструкторов, тогда мы никогда не будем проектировать самолеты. Проектировать самолеты будет Россия.
– Мы не строим военные самолеты сейчас, по крайней мере пока.
– Нет, не строим. А Южная Корея строит, хотя у них такая же очень болезненная, сложная история. После войн это была полностью уничтоженная экономически и инфраструктурно страна, там была просто выжженная земля.
Они за относительно небольшой период времени просто построили промышленно сильную страну. Они строят ядерные реакторы, танкеры и любые большие корабли. Они строят военную авиацию и сейчас имеют претензию на то, чтобы строить гражданскую. Мы сейчас с ними начинаем партнерство. Им очень интересны наши специалисты по гражданской авиации.
– Есть ли у Украины амбиция строить, кроме гражданских, и военные самолеты?
– Эта амбиция должна быть. Это сложно и долго, но этого никогда не будет, если не начать над этим работать. Гражданские мы строим. У Антонова сейчас другой фокус ввиду войны. Но вот недавно везде была новость: в небе над Киевом заметили гражданский самолет. Они доставляли самолет, который как раз летел, хотя воздушное пространство закрыто. Это Антонов во время войны завершил во время войны модернизацию самолета и доставил его в место назначения.
Антонов обслуживает свои самолеты. У них есть авиакомпания, они работают в Европе и по миру. Украинская авиакомпания SkyUp работает в Европе, у них чартерные рейсы туристические и не только. Nova запустила свою авиакомпанию по карго-перевозкам.
– Украина готовит пилотов сейчас?
– Мы готовим пилотов гражданской авиации в Чехии. В Украине они проходят теоретическую часть, а потом едут в Чехию получать лицензию пилота, потому что у нас закрыто воздушное пространство. Но мы готовимся к открытию своего учебного центра, это будет авторизованная авиационная организация. Готовим все документы и регламенты, чтобы как только откроют небо, мы не заказывали эту услугу, а сами ее предоставляли.
Двое из двадцати студентов, которые учатся в Чехии, осталось в этой компании преподавать, стали инструкторами. Они очень ждут, пока можно будет летать в Украине, и нам будет им что предложить. Они классные, очень мотивированные. Все эти 20 человек учились за деньги правительства Чехии. За деньги USAID, пока фонд еще работал на Восточную Европу. В то же время 8 человек учатся за свой счет. Это те, чье обучение не покрывает грант.
– Сколько стоит выучиться на пилота?
– Со всем-всем, около 30 тысяч евро. Это полтора года, чтобы получить лицензию коммерческого пилота. На частного пилота - это быстрее, но не знаю, какой смысл учиться на него сейчас, потому что негде летать.
– Украина не финансирует обучение пилотов за государственный счет?
– К сожалению, нет. Украина не финансировала обучение пилотов и до войны вообще. Эта стоимость контракта, 30 тысяч гривен, – это базовое бакалаврское образование и теоретическая подготовка. Конечно, подготовить за 30 тысяч гривен пилота невозможно.
У нас были учебные авиационные тренинговые центры. Это был целый рынок, но он был частным. Мы уже создаем свою тренинговую организацию. Хотим, чтобы она была в составе университета и мы не заказывали снаружи эту услугу.
Но в целом есть проблема, что государство стесняется поддерживать авиационную отрасль. Борисполь на четвертый год полномасштабно получил наконец государственное финансирование, а три года они жили самостоятельно. Авиация – это очень специфическая отрасль. Если не поддерживать квалификацию сотрудников, инфраструктуру в аэропорту, то придется строить все с нуля. И обойдется это дороже, чем это поддерживать.
Мне в группах пишут: "Этот университет никогда не готовил конструкторов". Да, не готовил, а вот теперь готовит, – Ксения Семенова (фото: РБК-Украина/Виталий Носач)
Борисполь, Львовский, Запорожский аэропорты – они пытаются юридически все поддерживать, как могут. Борисполь даже разрабатывает правила, как можно летать в других условиях, как это делает Израиль. Это уже политический вопрос в том числе, но такие планы разрабатываются. Потому что даже если будет перемирие, угроза нападения России все равно будет очень велика. Это в Европе понимают, и они тоже обновляют свои протоколы.
– Периодически появляются новости, что какой-то аэропорт может открыться, но до конкретики не доходит.
– Мы это очень хотели бы, но кто возьмет на себя ответственность за это? Потому что риск все равно есть. С точки зрения того, как воздушные средства летают, как они отслеживаются, коммерческие грузовые рейсы можно было бы уже организовать.
Авиация на самом деле работает. Военная, грузовая. Киевляне разве вертолетов не видели? Россия их не сбивает, потому что не может. После определенной высоты уже никакое средство самолет не достанет. Время, за которое самолет этой высоты достигает, достаточное, чтобы убежать. Но в целом кто-то должен принять такое решение, взяв на себя ответственность.
В авиации есть вопросы, где Государственная авиационная служба Украины почему-то очень не дорабатывает. Есть моряки, которые легально могут передвигаться за границу на кораблях. А пилоты не могут. Моряков мы пускаем, потому что там очень мощное отраслевое объединение, и очень мощное лобби, в том числе на уровне некоторых депутатов. А интересы пилотов некому лоббировать.
Вот мы послали в Чехию студентов, где они получили лицензию коммерческого пилота. Чехия заплатила за них 30 тысяч долларов, и если они сюда вернутся, то где будут работать со своей лицензией коммерческого пилота?
– А они вообще хотят сюда вернуться?
– Да, конечно. Это же совсем другое дело, когда ты работаешь в своей стране. Да, авиация – это очень интернациональная отрасль. Команды экипажей часто интернациональные, все на английском языке. Но все равно на своей земле - это на своей земле. Они переживают, и хотят вернуться. И семьи у них здесь, у многих здесь вторая половинка осталась.
Мы со всеми ими держим связь, они станут нашей основой для возвращения авиации в Украину.
Это не те, кто сбежал за границу, чтобы там сидеть. Есть гораздо более простые способы сбежать за границу, чем учиться на пилота. Это очень дорого, это очень сложно, и это все на английском языке.
–Подорожало ли обучение в НАУ в этом году и какие это специальности, где рост цены самый высокий?
– Обучение подорожало. Мы еще в прошлом году провели существенное повышение стоимости минимум на 20% по всем специальностям. А по суперпопулярным специальностям повысили кое-где и на 40%. Самые популярные, как и по стране, это маркетинг, менеджмент. Там цена – 59 тысяч гривен в год.
Мы приняли такое решение, еще когда еще государство не ввело индикативную себестоимость. Индикативная себестоимость – это когда есть условно цена, сколько государство тратит на одного студента. И университет не может демпинговать и брать со студента-контрактника меньше, чем платит за студента-бюджетника государство. Это выглядит несправедливо.
Поэтому стоимость постепенно росла. Но практика показала, что ничего страшного. Уменьшился ли набор в университет Шевченко на самую дорогую специальность "международные отношения"? Нет, не уменьшился. Хотя это стоит около 100 тысяч гривен в год.
Государство зато добавило инструмент грантов, максимальный объем которого - 32 тысячи гривен. Где-то он покрывает стоимость обучения полностью, где-то - частично. И там не надо соревноваться, как за бюджетное место. Если ты имеешь балл НМТ по двум предметам выше определенного уровня, ты 100% имеешь этот грант. Это очень крутая история.
– Видела, люди удивлялись ценам. Говорили, бывает часто соизмеримо по цене учиться за рубежом. Не будет ли способствовать такое подорожание утечке абитуриентов в другие страны?
– Это вызов для университетов. Но я не думаю, что это главная причина. Главная причина, почему люди едут, это безопасность. Ну и призыв для ребят. Они выезжают, и это большая проблема. Но в первую очередь это безопасность. Допустим, будет перемирие или победа. Тогда мы все равно будем конкурировать с западными университетами. И очень часто это конкуренция не за уровень знаний.
Бакалаврские программы в украинских хороших университетах лучше, чем бакалаврские программы в средних польских. Мы не говорим о топовых западных вузах типа Delft University, ETH Zurich. Большинство студентов не туда поступают. Там очень высокий порог входа, платное обучение очень дорогое.
В средние польские университеты идут из-за того, что там классные условия. Там лучшие общежития, лучшие аудитории. Там тепло в аудиториях, парты нормально выглядят, интерактивные доски есть в каждой аудитории. Родители выбирают так, потому что надо, чтобы ребенок был в нормальных условиях, и где не будут выключать отопление зимой.
Бакалаврские программы в украинских хороших университетах лучше, чем бакалаврские программы в средних польских (nau.edu.ua)
И нашим университетам надо об этом думать. Пока в наших университетах будут физические условия, как в плохой сельской школе, мы не выиграем эту конкуренцию. И министерствам это тоже надо понять. Закройте треть университетов, выделите эти деньги сугубо на инфраструктуру.
Мы не сможем развиваться, пока полностью не перестроим свою энергоинфраструктуру. Мы слишком много тратим на тепло и на электроэнергию. А чтобы тратить на порядок меньше, нам надо большие инвестиции.
Мы пробуем это фандрейзить из частного сектора. Также сталкиваемся с вопросами доверия к государственному сектору, к государственным университетам. Но это доверие каждый раз все лучше. В этом, мне кажется, ключ к тому, чтобы вырасти и стать конкурентными в Европе, а не только в Украине.
Сейчас университету 92 года, и у нас цель – к ста годам университета попасть в топ 10 технических университетов Восточной Европы.
– Это реалистичная цель?
– Да, реалистичная. Но связана и с объективными физическими условиями, с комфортом обучения. У нас должно быть в аудиториях просто нормально. Также если в университете не будет классного, дорогого наукоемкого оборудования, то не будут приходить классные преподаватели. Мы там не захантим кого-то из Нидерландов и даже из Польши.
То же самое – о зарплатах. Если мы не будем их повышать, тоже не будет за кого конкурировать. В КПИ и университете Шевченко постановлением Кабмина определено, что только в этих двух вузах преподаватели имеют двойной оклад. Все соревнуются за объем финансирования по формульному принципу, а университет Шевченко финансируется отдельно. Потому что есть определенное лобби.
Образование – это политически тонкий вопрос. На нем в широких массах можно манипулировать. Взять даже эту историю, когда не могут закрыть школу, в которой на все классы – 40 детей. То есть вы должны получать за государственный счет школу, где 4 ребенка в классе? А какое там качество обучения?
– Сокращение вузов и школ – непопулярные изменения, которые вряд ли будут приветствовать на местах.
– Да, эта реформа – общественно очень болезненная. Представьте громаду, где надо в школу и обратно ездить на автобусе. Довольны ли будут эти люди властью? Сейчас, после увольнения Винницкого, такое впечатление, что популистское лобби здесь побеждает, и какую-то тактическую победу они одержали. Но что они продвигают? Отмену НМТ, отмену реформы новой украинской школы, отмену объединения университетов.
– Они – это кто?
– Представители местного самоуправления, которые имеют от этого бенефиты у избирателей на местах. Депутаты, аффилированные с ректорами, которые хотят остаться на должностях. Или чьи университеты, скорее всего, объединят, потому что они или коррупционные, или малокомплектные, или неэффективные. То есть те, кто заинтересован, чтобы все оставалось, как есть.
Давайте вспомним, почему ввели ВНО. Потому что ребенок из села не мог поступить в киевский университет. Поступить в медуниверситет без взятки было невозможно. И через несколько лет после введения ВНО еще была эта история. Моя младшая сестра когда-то сдавала ВНО и поступала в мед, и в нашей школе говорили, якобы наши родители заплатили, чтобы она поступила. И даже еще 5 лет после того говорили, что надо было заплатить за поступление. Хотя уже было ВНО, и там не было кому платить. Это просто не так работает.
– Я думала, история с ВНО уже давно прижилась.
– Нет, каждый год поднимают эту тему и говорят, что надо дать университетам снова возможность набирать по вступительным экзаменам. Где можно было бы платить взятки. И действительно есть попытки это откатить назад.
– На ваш взгляд, укрупнение вузов могут остановить после того как увольняли профильного заместителя министра Винницкого, который занимался этим направлением?
– Не думаю, что свернут процесс укрупнения вузов. Потому что ресурса нет. Вряд ли кто-то будет держать вуз, где минимум студентов, только потому, что ректор – кум местного депутата. Это так не работает.
На это просто не будет денег. Плюс – фактор демографии, это сейчас наша объективная реальность. Или мы все потихоньку будем умирать в этом образовании, или университеты будут сокращать дальше. По школам укрупнение приостановили, но их все равно будут закрывать, потому что их просто невозможно содержать.
– Какие средние зарплаты у преподавателей КАИ?
– Низкие, как у всех. Они у всех одинаковые. До сих пор действует тарифная сетка, у нас тоже. Мы будем от нее отходить в сторону грейдинговой системы оплаты, но для этого надо иметь финансы. Нужно время, чтобы эти деньги заработать.
Но у нас отдельные проекты финансируются партнерами, и там зарплата у руководителя научной лаборатории может быть 40 тысяч дополнительно к основной. По отдельным проектам мы платим нормально.
В той же Чехии базовая ставка университета небольшая. 60% зарплат преподавателей – это научные проекты. Или контракты с бизнесом, или гранты. У нас культуры этой нет. Мы начали платить премии за подачу на грантовые проекты. Даже если ты не выиграл, мотивационная премия все равно есть. Если прошел в шорт-лист, но не выиграл – премия немного больше.
А базово во всех университетах страны профессор получает 17-20 тысяч гривен. Это не то что смешно. Мы так страну не построим. Премьер-министр Юлия Свириденко делала презентацию приоритетов правительства, и там образование было 7-м приоритетом. Первый оборона, второй – промышленность и так далее. А оборона откуда возьмется? Мы думаем, что помощь на оборону нам будет давать запад. Мы пока, такое впечатление, что не рассчитываем в этой стратегии на наших людей.
Если бы мы рассчитывали на свой собственный человеческий капитал, то мы бы образование ставили на первое место. Потому что чтобы строить оборону и экономику, нам прежде всего надо для этого подготовить людей.
Об этом надо говорить: надо перестать воспринимать образование как попытку уклониться от призыва. А кто у вас будет служить, налаживать процессы в армии? Люди без образования – среднего, высшего, без профтехобразования? Образование – это ключевая отрасль для государства.
– Как наверстать большие образовательные потери, когда студенты из-за войны годами не имели практических навыков и даже не бывали в аудиториях?
– Это начинается еще со школы. Объективно образовательные потери у нас меряются тестом PISA (международное исследование качества образования среди 15-летних учеников, которое проводит ОЭСР – ред.) Он фиксирует по математике и по навыку чтения-восприятия текстов образовательные потери, и в Украине они большие.
Есть рейтинги по странам, и мы в них сильно падаем (В PISA-2022 Украина показала средние результаты: математика –17-е место, естественные науки – 16-е, чтение - 18-е. Мы опередили Болгарию, Молдову и Грузию, но уступили Эстонии, Польше и Словакии – ред.)
А с этими образовательными потерями человек впервые выбирает специальность.
– Это одна из причин, почему низкий спрос на инженерные специальности? В этом году только около 1% поступающих 4-м предметом выбирают химию, физику – около 3%. А это инженерия, дроны, оборонка.
– Почему малый спрос на инженерные специальности, несмотря на то, что рынок труда очень большой и зарплаты очень высокие? Но все равно люди идут в эти "маркетинг-менеджменты" и так далее, потому что физики и математики в школе не учили. Они боятся, они считают, что это сложно, и не хотят учиться в этой профессии.
Далее в университете, если они также никогда на практике не сталкивались с реальными задачами из промышленности, то также качество этого образования будет очень низкое.
Плюс – когда они учатся постоянно онлайн, у них нет межличностного взаимодействия. Они не умеют работать в группах, не умеют самопрезентовать себя, часто не умеют общаться, очень устают от простых задач. Есть еще определенные софт-скиллы, которых тоже сильно не хватает.
– Чем могут угрожать такие образовательные потери стране, экономике?
– Вообще для нас это грозит потерей страны. Нам надо как можно больше своего человеческого капитала и своих бизнесов, генерируемых нашей собственной экономикой денег. Я имею в виду экономику не ресурсную, а экономику с высокой добавленной стоимостью.
Мы должны что-то производить. Это экономика инноваций, знаний, искусственный интеллект, высокоточное производство, электроника. Нам надо в ту сторону смотреть. По этому пути шли и Южная Корея, и Япония, европейские страны.
Инновационное производство невозможно без человеческого капитала. Сырьевая страна – это проблема. Мы видим, что делает Польша, когда мы продаем наше зерно. Мы не можем быть сырьевой страной. Если бы мы продавали какие-то электронные данные, где бы нам заблокировали их вывоз? Очень сложно сдержать развитие продукта, если это продукт с высокой добавленной стоимостью.
А Россия и к этому прибегает. То, что они ударили по СумГУ, это способ задушить высокоинтеллектуальную часть нашей экономики. Без ученых, технологов, инженеров, изготавливать продукцию с высокой добавленной стоимостью невозможно. А это значит, что экономике будет конец. Потому что что из сырья у нас останется? Часть враг сжег, другая оккупирована, еще одна блокируется аффилированными с Россией структурами на границе. Что мы дальше собираемся продавать?
Нам надо акцентироваться на инновациях. У нас до сих пор для этого есть хороший потенциал, у нас очень классные люди. У нас есть определенная предыстория – и образования нашего, и науки, и технологий. И у нас точно потенциал не хуже, чем который был когда-то у Южной Кореи. И у нас есть все шансы стать промышленной, интеллектуальной экономикой.