Как в Украине содержат российских военнопленных, что они говорят о войне и своем в ней участии, – в репортаже РБК-Украина с лагеря для пленных.
В войне с Россией Украина четко следует всем международным стандартам и договоренностям. Российские военнопленные содержаться в строгом соответствии с нормами Женевских конвенций – их лечат, они работают, имеют свои права и обязанности.
Кроме того, места, где пленные ждут обмена, открыты как для дипломатов и разных гуманитарных организаций, так и для СМИ. В одном из лагерей регулярно проходят так называемые "дни открытых дверей" – журналистам показывают условия, в которых живут пленные, и дают возможность с ними пообщаться.
Одна из колоний для российских военнопленных находится в маленьком селе на Западе Украины. Большой каменный забор, обрамленный колючей проволокой, видно уже на подъезде. Мы просим водителя остановиться у главного входа. Нас собирают утром, а сама "экскурсия" должна продлиться до трех дня.
Зайдя попадаем в железный лабиринт из узких коридоров и решеток, где нас встречают конвоиры и ведут вглубь административного здания, в аккуратный актовый зал. Через некоторое время перед журналистами появляется представитель Координационного штаба по вопросам обращения с военнопленными Петр Яценко.
– Мы пробудем здесь до трех и я прошу вас держаться группой. Но выводить всех разом мы не будем. Вы можете остаться и провести интервью с пленными, если они захотят. Но есть просьба – выйдите до вечера, иначе сотрудники колонии могут вас спутать и оставить на ночь, – шутит Яценко, подбадривая журналистов.
После короткого инструктажа нас выводят на небольшой пятачок на улице. На стене перед входом написана Декларация по правам человека, а под ней "сидит" небольшой гипсовый ангел. Пока мы скапливаемся во дворике, охранники кивают на участок земли среди каменных плит – на нем высадили герб Украины из цветов. Первое, что нас встречает, когда мы оказываемся на территории лагеря – церковь.
– Это греко-католическая церковь, но здесь могут молиться россияне – обряды схожие, – говорит представитель Коорштаба.
Нас ведут по маршруту самих пленных, когда их сюда привозят. Первый пункт назначения – распределительный блок. Здесь военных осматривают врачи, дают робу, обувь, предметы личной гигиены и ведут в душевые. В комнате, заполненной мешками с их вещами от пола до потолка, стоит спертый запах грязной одежды.
– Эти все мешки, они с бирками, здесь есть фамилии, они потом по этим фамилиям находят свою одежду, когда идут на обмен. Им оставляют разные украшения, цепочки, обручальные кольца. Один был с сережкой в ухе. Мы у них ничего не забираем, согласно Женевским конвенциям, – говорит Яценко.
В этой же комнате стоят десятки коробок – "подарок" пленным от Красного креста. В них лежат зубные щетки и пасты, мыло, туалетная бумага и наборы для бритья.
В душевых, несмотря на стойкий запах хлорки, находиться приятнее, чем в комнате с мешками. Два года назад кабинки были открытыми, сегодня же каждую закрывает отдельная шторка.
Пленные, попадая сюда, сначала проходят карантин. Две недели они содержатся отдельно от остальных, не работают и не живут в общем блоке. Когда врачи заключают, что с ними все нормально, их запускают к другим. Пока нам это проговаривают, идем вдоль одинаковых серых зданий и за нами уже наблюдают из окон. Для многих военнопленных каждый такой визит прессы – разнообразие в их ежедневной рутине.
После распределителя мы оказываемся в "магазине". Это небольшое помещение с прилавком и полками, забитыми разными продуктами. Консервы, конфеты и коробки с печеньем, лапша быстрого приготовления, зубные щетки, мыло и почему-то паски. Ими забита вся нижняя полка.
– Постоянно приезжает "Красный крест" и пленные имеют право заказать то, что они хотят. И в следующий раз им это привозят.
– А какой лимит? Хамон им можно?
– Есть категории, ясно что никто им хамон сюда возить не будет. Но базовые вещи, какое-то мясо, консервы, сладкое, печенье они заказывают.
Перед тем пойти в санитарный блок, мы оказываемся на просторном плацу и впервые за время "тура" видим самих пленных – они скапливаются вдоль стен санблока и исподтишка нас разглядывают. Мы тоже их разглядываем, но открыто. Потом решаем к ним подойти.
– Как вы попали на войну?
– Я сам пошел подписал контракт.
– Зачем?
– Ну в России живу уже… У меня там дом есть свой. Надо было паспорт, пошел.
– То есть вы ради гражданства пошли воевать?
– Ну да.
Талибджун продолжает улыбаться и эта улыбка не исчезает с его лица даже когда он не знает, как ответить на вопрос. Например, о том, почему Россия напала на Украину. Он говорит о том, что в этом деле особо не разбирается, называя войну "политикой". Потом выяснится, что этот ответ в принципе довольно типичный для пленных россиян. Они не хотят задумываться о том, почему оказались на войне, а потом – в плену. А, возможно, просто не хотят об этом говорить.
Украинцы, которые решили воевать на стороне российской армии, наоборот – ведут себя довольно агрессивно и на все подобные вопросы отвечают просто – воюют за "родину". "Родиной" чаще всего оказывается оккупированный Донецк, который они называют республикой.
Один из таких представляется Сергеем, но отказывается говорить на камеру. В процессе диалога его раздражает, что мы называем Донецк оккупированным. Когда аргументы заканчиваются, он быстро проговаривает "Вас тоже надо оккупировать", натягивает на лицо медицинскую маску и отходит в сторону.
Талибджун же наоборот – он сам подзывает журналистов и пытается подобрать слова, чтобы описать свою проблему. Оказывается, он постоянно подается на обмен, но его почему-то не меняют. Пленный уверен, что дело в украинской стороне – за него якобы хотят сразу нескольких солдат ВСУ. Когда мы подмечаем, что его, возможно, просто не стремятся вернуть домой, он на секунду застывает и впервые за весь диалог перестает улыбаться.
– А вам разве не обидно, что, для того, чтобы получить гражданство, вам надо за эту страну воевать пойти? Причем не совсем понятно зачем.
– Например, если я хочу жить в этой стране, самый для меня достойный путь – получить гражданство этим путем.
– А это разве достойно?
– Ну, я так решил. Это лично мое решение. Чтобы никто не мог предъявить мне на будущее.
Потом на скамейку садятся два молодых парня. Одним из них оказывается 19-летний Александр, он родом из Хабаровского края. Когда мы спрашиваем, сколько километров отсюда до его дома, он говорит "девять тысяч" и отворачивается, отказываясь говорить на камеру.
Санитарный блок выглядит, как региональная больница после качественного ремонта. Стены и пол выложены кремовой плиткой, в кабинетах дорогая медицинская техника – рентген-аппарат, УЗИ, приборы для анализов. Яценко объясняет – технику купил "Красный крест", а вот ремонт сделала Украина за свои деньги. У выхода из санблока к стене прибит ящик с надписью "Жалобы и пожелания". Внутри ящик пустой.
Перед тем как пойти на обед, нас ведут в жилые здания, где пленные спят и отдыхают после работы. Мы попадаем в просторные и светлые комнаты с двухъярусными койками и прикроватными тумбочками. Почти на каждой лежат книги. Многие военнопленные, судя по их выбору литературы, или верующие, или пытаются ими стать – на полках лежат Библии, стоят иконы.
Некоторые читают историческую литературу, вроде "Когда пал Херсонес", "Василий ІІІ". Кто-то видимо занимается саморазвитием – читает "ДНК гения" и "Из времени в вечность. Посмертная жизнь души". Большинство книг на русском, но есть и на украинском – их, видимо, читают украинцы, которые жили на оккупированных территориях, но Россия отправила их на войну.
После комнат для сна нас ведут в помещение, где пленные смотрят телевизор. Дальше – небольшая комнатка со столами и холодильниками. Здесь они могут играть в шахматы, вести какие-то записи и есть то, что покупают в магазине.
Холодильники забиты газировкой, сосисками, консервами, майонезом и контейнерами с едой. Также у каждого есть своя коробка. На одной из полок лежит тетрадь, на которой кривоватым почерком выведено "Для меня".
Пока нас ведут к "Гетьманской аллее", проходим мимо маленького огорода, где растут кабачки. Пленных самих приучают выращивать что-то на земле. За огородом обустроили целых шесть теплиц. В них растят помидоры, перцы, зелень. Всех удивляет базилик – он большим фиолетовым пятном пророс между помидорным кустом и укропом.
"Гетьманской аллеей" называют каменный коридор на улице возле столовой. На стенах коридора развешены портреты украинских гетьманов, а рядом с ними карта и символика Украины, как в школах – калина, герб и флаг. К этому времени пленных готовы кормить – со столовой уже чувствуется запах, который, наверное, характерен для всех столовых.
Пленные проходят через ворота, привычно держа руки за спиной, и становятся по трое ровными шеренгами. На гетьманов и карту Украины они не смотрят.
В столовой шумно, но больше от журналистов, пленные стараются говорить тихо. Еду здесь готовят сами пленные, которые работают на кухне. Сегодня в меню борщ – по виду он больше похож на щи, пшеничная каша с куском говядины и салат из овощей с теплиц. Каждому отдельно дают четыре толстых куска хлеба. Хлеб они тоже пекут сами и нам дают его попробовать. Он теплый, свежий и хрустящий – нам поливают его льняным маслом и посыпают солью, а потом зовут к столу.
Когда пленные доедают, они встают и на три-четыре говорят "Дякуємо за обід". Стол быстро протирают, забирают тарелки и за него садятся другие. Обед происходит в четыре приема, дальше по расписанию – работа.
Нас ведут в блок, где военные делают мебель – сегодня они плетут садовые качели и стулья. Когда заходим в цех, многие на секунду отрываются от работы, но под присмотром сотрудников лагеря быстро к ней возвращаются. Мы подходим к одному из военных – он обтягивает железный каркас качели коричневым ротангом. Спрашиваем разрешения снять его на камеру, он соглашается и называет свое имя – Сергей Дмитриев.
Сергею 37 лет, он жил в Ярославской области и дважды сидел в тюрьме. Первый раз за грабеж, второй – за убийство. Сергей смущается, когда говорит про свой второй раз, но это смущение не относится к раскаянию. Его больше удручает другое.
– У меня была возможность судимость погасить, я ее погасил. Я, конечно, не воспользовался тем разом, опять, как бы, натворил делов, человечка убил, избил, он у меня умер, чтобы не нести срок, судимость погасить, я пошел второй раз.
Еще один пленный представляется Максом – именно Максом, а не Максимом. Ему тоже 37 лет, он из Екатеринбурга, а на войну пошел ради мести. Макс долго пытается объяснить свою точку зрения. Он говорит, что Россия дает гражданам все, а Украина – нет, хотя она очень богатая. Как это связано с его решением пойти на войну, Макс не уточняет. Также он не может объяснить, зачем его стране было нападать на нашу.
– Конечно, плохо, конечно неправильно, конечно братский народ. Вроде как должен быть. Почему так случилось – это 95-98% людей на войне, они сами даже этого не знают. И я в том числе. Мне сложно ответить на этот вопрос. Ну, получилось как получилось.
Макса напрягает микрофон возле его лица, он периодически указывает на него и просит его отодвинуть. Потом на время зависает над каркасом стула, понимая, что, пока говорил, неправильно накрутил ротанг на железную ножку. Пока мы с ним общаемся, в разговор все время пытается вмешаться пожилой мужчина в очках. Потом мы наводим камеру на него и он смущенно улыбается, обнажая несколько нижних зубов.
Пожилому мужчине в очках оказывается 52 года, его зовут Виталий и он родился в Горловке.
– Домой хочу!
– Ну так и оставались бы дома.
– Так я мобик! Мобик я, с улицы забрали.
Виталий борется с тем, чтобы не начать материться, но это дается ему тяжело, поэтому он проговаривает маты губами после каждого своего ответа.
– Вы говорите вы за "ДНР", почему?
– Я там родился, вырос.
– Вы ж в Донецке родились.
– Ну да.
– А вы говорите, в "ДНР".
– Ну, переименовали, "Донецкая народная республика", как-то так.
Виталий в целом не очень понимает, что он тут делает. В процессе диалога он соглашается со всем, но потом говорит противоположные вещи. На вопрос о том, что произошло и почему Россия напала на Украину, Виталий хлопает себя по груди и говорит, что у него есть свое мнение, но он не хочет его высказывать.
Когда мы оставляем пленных, они заново берутся за свою работу, но продолжают на нас поглядывать – кто-то с интересом, а кто-то угрюмо и отрешенно.
То, как в Украине содержат пленных, у самих украинцев не может не вызвать смешанных чувств. В первую очередь из-за того, какими домой с российского плена возвращаются украинские военные. Для всего цивилизованного мира совершенно очевидно, что Россия не соблюдает никаких норм Женевских конвенций и даже простой гуманности к пленным не проявляет.
В этом и состоит то самое важное отличие между Украиной и Россией в этой войне. Пока Москва регулярно доказывает всему миру, что диалог с ней не имеет смысла, Киев показывает, что Украина – цивилизованная страна, неотъемлемая часть Европы, которой нужно помочь победить российского агрессора.