Россия за три с половиной года войны незаконно депортировала из Украины сотни тысяч детей. О чем говорят те, кого удалось вернуть, и как их реинтегрируют в украинское общество, – в материале журналистки РБК-Украина Юлии Акимовой.
Дисклеймер: все материалы про детей, в том числе фото и видео, предоставлены редакции РБК-Украина инициативой "Bring Kids Back UA" и использованы с их разрешения.
Главное:
Дисклеймер: все материалы про детей, в том числе фото и видео, предоставлены редакции РБК-Украина инициативой "Bring Kids Back UA" и использованы с их разрешения.
Российский президент Владимир Путин сидит в светлом просторном зале на стуле с золочеными вензелями и вглядывается в монитор. Сегодня у него "телемост" с оккупированными городами Украины. Экран поделен на секторы, в каждом из квадратов видно детей. Они вытянулись по струнке и натужно улыбаются. Возле них стоят взрослые с застывшими то ли от страха, то ли от благоговения лицами. Пропагандисты снимают захваченный россиянами херсонский Геническ.
– Я посмотрел, там ребята у вас т-тренируются… За вашей спиной. Видите, я вижу, что они делают, пресс подкачивают. А ручки-то лучше за голову закладывать, а не просто приподниматься. Вы им уж подскажите, пожалуйста, – говорит Путин и мерзко смеется.
Взрослые в квадратах на мониторе активно машут головой и рапортуют: "Обязательно!" Взрослые, сидящие с Путиным в зале, быстро подхватывают его смешок и их лица растягиваются в теплых улыбках.
Пока Путин добродушно рассказывает херсонским детям, как правильно закладывать за голову руки, его подчиненные готовят удары по украинским городам. Там тоже живут дети – такие же, как те, которых российский диктатор видит у себя на мониторе.
С начала большой войны Кремль фактически украл сотни тысяч украинских детей. Их держат в детских лагерях, отдают на усыновление, меняют им имена. Россия использует все методы для того, чтобы стереть ребенку его национальную принадлежность, и сделать его послушным инструментом в руках системы. Но во время путинского "телемоста" об этом, конечно же, никто не скажет.
17 марта 2023 года Международный уголовный суд выдал ордер на арест Владимира Путина и уполномоченной по правам детей в РФ Марии Львовой-Беловой. Вопреки ожиданиям, ордер не касался ни самого факта вторжения, ни многочисленных военных преступлений. МУС решил сделать акцент на одной, но очень сенситивной теме – на детях.
В официальных источниках нет точной информации, сколько украинских детей за 3,5 года украли россияне. В Кремле одно время говорили о 744 тысячах, пока на арест Путина и Львовой-Беловой не выдали ордер. С тех пор российская власть вообще не поднимает эту тему, но не упускает случая спекулировать ее эмоциональной составляющей.
Счет похищенным украинским детям действительно идет на сотни тысяч, но сколько их именно, никто точно сказать не может. Поэтому украинские власти говорят о 20 тысячах тех, чьи персональные данные уже известны, общее же число гораздо больше.
"Мы владеем очень маленькой частицей информации, только около 20 тысяч дел, сведений, персональных данных детей, полученных из разных источников – это обращение родителей, других родственников, свидетелей, или любая информация, которую мы могли выловить в социальных сетях и задокументировать для того, чтобы искать детей", – говорит советница президента Украины по правам ребенка и детской реабилитации Дарья Герасимчук в комментарии РБК-Украина.
В 2023 году в Украине создали гуманитарную программу Bring Kids Back UA, чтобы под одним "зонтом" собрать всю информацию о похищенных украинских детях. В кулуарах участники процесса по возвращению детей говорят, что эта тема работает на всех международных площадках – даже там, где к просьбам Украины о помощи время от времени относятся довольно прохладно.
И это логично – насильственная депортация в принципе считается военным преступлением и преступлением против человечности. А если речь идет о детях, тема становится буквально персональной. Поэтому сегодня вместе с Украиной над возвращением детей домой работает Международная коалиция из 41 страны. А за ними – сотни разных неправительственных организаций, которые собирают информацию, идут по следам детей по всей РФ и дотягиваются туда, куда тяжело дотянуться официальным лицам.
В Москве настаивают на том, что детей не воруют, а спасают от боевых действий, называя это "эвакуацией". Дети действительно должны находиться на безопасной территории, какая разница, куда их вывозят, главное вывезти – это то, на чем настаивает Россия. И нарратив бы сработал, если бы не тот факт, что Украина регулярно просила и просит дать гуманитарный коридор для вывоза своих детей.
"Россияне ни разу не согласовали нам гуманитарные коридоры, мы обращались очень много раз, были даже попытки, когда мы уже подгоняли автобусы, сажали детей в автобусы, начинались обстрелы, россияне расстреливали пути, по которым мы должны были везти детей, соответственно, создавали искусственный гуманитарный кризис, а потом якобы "спасали" детей", – отмечает Герасимчук.
Сегодня в Украину смогли вернуть более 1300 детей. Они – те, кого "спасла" Россия, рассказывают разные истории, но схожие в одном. Там, в российских приемных семьях, в крымских детских лагерях, в школах, интернатах и даже "на подвале" в СИЗО они сопротивлялись и очень хотели домой.
Ирина Тулякова, председатель Координационного центра по развитию семейного воспитания и ухода за детьми занимается реинтеграцией тех, которых вернули с оккупированных территорий и из России. Перед ее командой стоит задача сделать так, чтобы ребенок пережил то, что с ним случилось. После случившегося дети вряд ли смогут остаться прежними - но научиться жить с этим дальше можно.
"Эти дети – взрослые. Они маленькие, но они маленькие взрослые. Они очень тихие. Я много лет работала в сфере образования, в школах. И когда ты заходишь в школу, там все время шум. Ты чувствуешь, что там, где дети, всегда есть шум. А когда дети возвращаются из депортации, ты почти никогда не слышишь шума. Эти дети тихие", – говорит эксперт.
Тулякову, как она сама признается, больше всего поразила история 11-летнего мальчика Ильи из Мариуполя. "Он немного старше, он на год старше моей дочери. 11 лет. Ну, то есть, я всегда, когда думаю о нем, я думаю о своей дочери".
Илье из Мариуполя было 10 лет, когда началась война. У него, как он сам говорит, было все "классно" – мама, друзья, школа и дом. 24 февраля начались взрывы и Илья понял, в чем дело. Какое-то время они с мамой прятались у себя в квартире, а потом дом разбомбили россияне, и семья решила пойти ночевать к соседке. Это случилось у нее дома.
– Мы остались у соседки. Потом бухнуло, ну и мне прилетело сюда и сюда (показывает на ноги). А маме в лоб. Я понял, что моя мама умерла, когда соседка подошла к ней и померила пульс. Я более-менее сдержался, но было очень больно. Они не просто убили мою маму, они буквально не дали ей шанса. И не только ей, но и всем людям в Мариуполе. Они не дали шанса выжить.
Соседка похоронила маму Ильи во дворе дома. Мальчик говорит об этом уже без слез и в этот момент он действительно похож на маленького взрослого. Тогда в Мариуполе его с серьезным ранением в ногу забрали россияне. Они отвезли мальчика в Донецк, где ему сделали операцию. Илья говорит, что у операции был один нюанс – она проводилась без наркоза. Потом российская пропаганда сняла про него сюжет.
– Несмотря на то, что у меня было тяжелое ранение, в этой больнице все равно меня пытались сделать инструментом пропаганды, учили писать по-русски. А потом пришел врач и сказал – будешь теперь говорить не "Слава Украине", а "Слава Украине в составе России". Это наверняка еще был один способ зомбировать. Но меня просто так не взять.
Как это ни странно, сюжет на российском телевидении помог – благодаря ему Илью нашла его бабушка. На тот момент она уже знала, что ее дочь погибла при бомбежке, а о местонахождении внука ей никто ничего сказать не мог. Через какое-то время бабушке Ильи удалось забрать его из Донецка. Он был в тяжелом психическом состоянии, боялся громких звуков и частично потерял память. Мальчик помнил только то, что с ним было до смерти мамы.
Кроме того, Илья не ходил. В Донецке из него вытащили 4 оскола из 11 и оставили лежать в больнице. Мальчика поставили на ноги уже в киевском "Охматдете". Сейчас он живет с бабушкой и проходит реабилитацию.
Сегодня люди, которые работают в Украине с детьми, описывают несколько сценариев того, что происходит с ребенком после насильственной депортации. Среди них приемные семьи, перебрасывание детей по разным учреждениям и один из самых распространенных – детский лагерь. Детей туда отвозят якобы на "оздоровление".
Россияне сами очень любят эту легенду и используют ее везде, где только можно. Одна только Львова-Белова, пока вообще говорила об украинских детях, очень часто упоминала, как российские военные вывозили их "оздоровиться".
Чаще всего речь идет об учреждениях в оккупированном Крыму, реже – о Краснодаре или других южных регионах РФ. Дети рассказывают о "Лучистом", "Лазурном", "Дружбе" и других лагерях полуострова. Из "оздоровительной программы" – перловка с тушенкой, линейки с российским гимном и унижения от бывшего "беркутовца", а ныне заместителя начальника по безопасности лагерей Валерия Астахова.
Одним из тех, кто напрямую столкнулся с гауляйтером Астаховым, стал 19-летний Влад из Херсона. Когда город оккупировали, его ночью забрали российские военные и отвезли в речпорт. Оттуда вместе с другими детьми переправили на левый берег, погрузили в автобусы и рассказали, что везут в Крым – на оздоровление.
Астахов встретил их в лагере "Дружба" и сразу разъяснил правила – каждое утро украинским детям полагалось петь российский гимн, поднимать флаг, говорить на украинском запрещается. И Влад решил, как он это сам называет, "разукрасить этот день".
– Я взял свои трусы, подошел к флагштоку, снял русский флаг и повесил туда свои трусы. После чего поднял их, пошел в туалет и выбросил российский флаг.
Парня Астахову "сдал" местный мальчик. Замначальника по безопасности пришел к нему в комнату вместе с вожатыми и сказал, что Влад будет наказан и есть два варианта – психбольница или пять дней в изоляторе. Мальчик выбрал изолятор.
Через время Влада перевезли в лагерь "Лучистый". Недели тянулись и дети стали задавать вопросы, когда их заберут домой. Взрослые им отвечали – видимо, никогда.
"Дети ждут, а им говорят – ну, пусть твои родители приедут, тебя заберут, а у родителей нет возможности. А потом они говорят – ну смотри, на самом деле твои родители хотели избавиться от тебя, ты им не нужен. И подростки, с которыми я общалась, говорят – я общался с мамой по телефону, слышал как она плачет, потом я кладу трубку, слушаю воспитателей и начинаю задумываться – может, это правда. Так работает их система", – говорит Герасимчук.
Впервые Владу удалось созвониться со своей мамой в "Лучистом". Она сказала, что будет искать способы, чтобы забрать мальчика. Тем временем ребенка уже везли в Лазурное, в военную морскую академию. Там Влад пробыл почти полгода, пока его мама пыталась его найти и попасть к нему. Когда ей, наконец, удалось пересечь границу с Крымом, женщину задержали по подозрению в участии в ДРГ.
– Когда ее забрали, ко мне приехали спецслужбы, спрашивали, хочу ли я вернуться в Украину, буду ли ехать и сказали, что у меня там нет будущего. Через три дня маму освободили. Через неделю я вернулся в Украину. Когда ты под контролем россиян, у тебя не должно быть своей точки зрения.
Пока дети в лагерях, их стараются "обрабатывать". Помимо прессинга, с детьми разговаривают. Многие рассказывают, что периодически Астахов и сотрудники ФСБ берут детей с собой и "катаются" с ними в машине. О чем с ними там говорили, дети почти не помнят, чему сами удивляются. Но есть и более банальные методы воздействия, и дети говорят об этом буквально наперебой.
– Астахов говорил нам, что все украинцы х*хлы. Называл нас нацистами, фашистами, кастрюлями. Сжигал перед нами украинский флаг. Матами обзывал и говорил, что мы тупые, – вспоминают Женя и Тая, которых удалось вернуть в Украину.
– Кормили нас как собак. Давали маленькие порции, половина детей даже не наедалась. Там суп прозрачный, картошка, рис или какая-то другая каша. Безопаснее было ничего не есть, – вспоминает 10-летний Виталик.
– А там не спрашивают. Там заставляют, – добавляет девочка, чье лицо скрыто.
Ребенка в системе лагерей могут держать и дольше, чем полгода. Потом, после сотен попыток убедить его в том, что своей семье он больше не нужен, его отправляют в приемную. Открытых для публикации историй об этом довольно мало – детей из приемных семей вернуть чрезвычайно тяжело. Им меняют имена и места рождения, прячут в глубине России и, как могут, стараются интегрировать ребенка в российское пространство. Приемная семья в этих случаях чаще всего играет фоновую роль.
"Семья – это люди, которые у них получают деньги и очень боятся детей. Дети рассказывают, что приемные родители делали на дверях своих спален засовы, замки на ночь. Они действительно боялись, что это "бандеренятко" придет и съест их ночью", – добавляет Дарья Герасимчук.
Историю Влада Буряка называют частным случаем. Таких зафиксированных эпизодов немного, по крайней мере пока. Его не отправили в лагерь или в приемную семью. Влада отправили в СИЗО. 16-летний мальчик попал в плен 8 апреля 2022 года, когда выезжал эвакуационной колонной из Мелитополя. Машину с ним остановил "кадыровец" и тут же рассвирепел – ему не понравилось, что Влад читает украинские новости.
– Он вывел меня из машины, наставил на меня автомат и спросил – мне тебя расстрелять прямо сейчас, или разбить телефон? Я очень испугался, это непередаваемые эмоции, потому что ты понимаешь, что тебя сейчас могут убить буквально ни за что.
Влада конвоировали и забрали в фильтрационный лагерь, а оттуда – "на подвал". Его посадили в одиночную камеру площадью около трех метров. Там было сильное эхо и мальчик слышал все, что происходило рядом, а рядом россияне пытали людей.
– Самая страшная картина, которая была – это мужчина, которого подвесили за руки к потолку. Мало того, что под этим человеком весь пол был залит кровью. Под ним стояло ведерко где-то на литр, оно тоже было залито кровью. А возле него стоял стол, за ним сидел русский военный и спокойно записывал его показания.
Сначала Влад был в камере один и ему было так тоскливо и страшно, что он стал разговаривать сам с собой, чтобы не сойти с ума. А потом к нему подселили парня. После трех дней непрерывных пыток он сломался и несколько раз прямо при мальчике пытался покончить с собой. Когда мужчина вскрывал вены, убирать за ним приказывали Владу. Он решил, что не будет показывать россиянам никаких эмоций.
– В эти моменты ты не можешь показать никаких чувств. Где-то пару раз слезы текли, но у меня был очень сильный страх – если увидят, что я плачу, они подумают, что я сломался, что все, пора от него избавляться.
Влад пробыл в плену у россиян 90 дней. Через три месяца его выпустили. По дороге его подхватили украинцы, которые эвакуировались в Запорожье. Уже на контролируемой территории, прямо на трассе Влада ждал его отец. В интервью 16-летний ребенок признается, что "переосмыслил жизнь".
– Когда я ехал в машине, была невероятная радость, что все это кончилось. Но сердце будто понимает, что все хорошо, а мозг не отпускает. Я полностью переосмыслил жизнь, ценность жизни. Я понял, что какая бы ситуация ни была тяжелая, из нее можно выйти. Нужно как можно скорее заканчивать эту войну.
Кейс-менеджер Наталья Гуменюк одной из первых встречает украинских детей. Тех, кто бежит от родителей с оккупированных территорий, тех, кого родители сами отправили "на материк". Тех, кого вернули с РФ, с лагерей. Парня, которому россияне сломали прикладом нос – Наталья показывает на себе, где у него теперь шрам. Девочку, которая закончила в Луганске две школы – местную и украинскую онлайн, потому что хочет учиться в Киеве.
Дети признаются, что улыбаются впервые за долгое время, когда въезжают в Украину, а Наталья говорит, что чаще всего они испуганы и недоверчивы. Особенно те, кто долгое время жил в оккупации.
"Один пацан из Донецкой области уже какое-то время тут живет, говорит мне – я тут в Макдональдс хожу. У нас там не было Макдональдса, а тут их столько. Это обычные вещи для нас, но это так классно для 18-летнего парня. Я сама люблю иногда в Макдональдс зайти, понимаете? А у него это забрали".
В Украине детям, которых возвращают домой, готовы предоставить всю помощь. С ними общаются и сразу пытаются выяснить потери – физические, моральные, потери в образовании, в бытовой сфере. Их обеспечивают необходимым на первое время, семьям дают "подъемные" – около 50 тысяч гривен, находят им жилье, дают сертификаты на продукты. Потом ребенку назначают кейс-менеджера – он прописывает индивидуальную программу и с ним начинают работать.
У многих возвращенных детей проблемы со здоровьем. Там, в оккупации или в России, на это не обращали внимания, поэтому некоторые отдельные случаи поражают своей запущенностью. И это не говоря о моральном состоянии, на восстановление которого понадобятся годы. Но многих взрослых, которые работают с детьми, удивляет их стойкость.
"Как выдерживают? У нас такая нация вообще. А как объяснить, почему мы выдерживаем такое давление? Сколько лет идет полномасштабное вторжение, вообще война в Украине, а мы выдерживаем. Мы адаптировались. И дети тоже", – говорит Ирина Тулякова.
В среднем работа с одним ребенком длится от полугода до года. Долгосрочный "пакет" – полтора года. Но детей не оставляют, за их судьбой следят.
Россия продолжает воровать украинских детей и делать из них часть своего общества. Кремлю критически важно не просто оккупировать какой-то кусок земли, а превратить людей, живущих на этой земле, в таких же россиян.
Россияне думают, что с детьми это делать проще и в какой-то степени они правы. Но те дети, которых вернули в Украину, в каждом своем интервью доказывают обратное. Они сопротивлялись и хотели домой. Поэтому вместо "янычар" Кремль вырастил себе еще тысячи врагов – на несколько поколений вперед.