Ветеран ВСУ Игорь Шепетин: Россия сама никогда не остановится, ее надо остановить

Боевой офицер Игорь Шепетин, который сегодня претендует на должность главы БЭБ, в интервью РБК-Украина рассказал о войне, боях за Бахмут, конкурсе в Бюро и почему реформы, устойчивая экономика и сильная армия должны быть опорами современной Украины.

Игорь Шепетин - боевой офицер, прошедший войну с 2015 года, командовал 135-м батальоном терробороны на Бахмутском направлении и был ранен в бою. После реабилитации вернулся в строй, а сейчас – претендует на должность директора Бюро экономической безопасности.

О том, как начиналась полномасштабная война в Киеве, что происходит с конкурсом на должность директора Бюро экономической безопасности и как ветераны интегрируются в гражданское общество, Шепетин рассказал в интервью РБК-Украина.

– Вы один из тех военных, которые начали свой путь еще до полномасштабного вторжения, в 2015 году. Это вам помогло в первые дни? Вы были готовы, вы не удивились, какие у вас были эмоции?

– В 2022 году, как и все граждане, мы понимали, что происходят определенные события, что враг готовится к возможному нападению. Но до конца не верили, что такое может произойти, что наши соседи могут так себя повести, так нагло ударить нам в спину. Поэтому я, как и все граждане, не на 100% был готов, к сожалению.

– Удивились?

– Да. Ну мы понимали в последние дни, что ситуация накаляется, была разная информация, удивление было. Моя семья, мои дети были со мной.

– Мужчины, которые пошли на войну уже после полномасштабного вторжения, постигали ее уже по ходу дела. А эта война все же отличается от той, которая была до 2022. Наверное, с опытом легче?

– Легче и этот опыт помог потом в дальнейших действиях, в дальнейшем формировании подразделения, в боевой деятельности. Опыт очень пригодился.

– В начале большой войны вы решили возглавить батальон ТРО. Эти люди, которые пошли к вам, какими они были?

– Ситуация очень сложная была, это же первые две недели с начала войны. Я сначала находился в должности начальника управления внутренней безопасности и противодействия коррупции Государственной службы чрезвычайных ситуаций. Я по тревоге прибыл на место службы, пообщался с главой, понял, что никаких практических задач мне никто не ставит. Тогда мы решили сформировать добровольческое формирование территориальной громады. Некоторые люди путают это с территориальной обороной, но это не совсем так, ДФТГ входит в состав территориальной обороны. ТРО - это отдельный род войск ВСУ. Это такие же военнослужащие, как и все остальные.

Уже позже мне предложили возглавить батальон. Ситуация была очень сложная, требовала жестких, быстрых решений. И мы начали формировать списки в батальон. Это очень интересно. Сейчас вспоминаем эти моменты с улыбкой, но тогда было совсем не до смеха. Оружие, списки личного состава, люди... Люди были тогда очень мотивированы. Мы тогда не знали слова "уклонист". Такого не было даже в голове.

Люди приходили, стояли в очередях. Пытались договориться за какие-то мини-взятки - принтеры, ноутбуки, чтобы их взяли в ВСУ. Но все помнят, что все хотели участвовать, понимали, что нужно защищать землю. Разные люди. Финансисты, банкиры, CEO разных серьезных компаний, бандиты, СБУшники, очень много разных людей. Все были мотивированы, у меня батальон состоял полностью из добровольцев и это мне очень помогало в выполнении сложных боевых задач.

– А каким был Киев в первые дни?

– Пустой. Я помню Киев, когда ехал в первые дни, он был вообще пустой.

– Мне один знакомый описал Киев в первые дни, как крепость, которая как бы "немножко ощетинилась".

– Да, так и было. Все готовились. Гражданские люди, большинство семей и детей покинули город. Поэтому мы готовились. Мы находились на территории Обуховского района и готовили его. Он очень большой по своей площади, очень много городов и территориальных общин входит в состав района. Мы готовились к обороне, там было опасное направление. Было сложно, но мы все были сплочены, за короткий промежуток времени выполнили все поставленные задачи, наладили коммуникацию со всеми и были полностью готовы. Мы и сейчас готовы.

"Наша задача была - нанести врагу максимальное поражение и удержать город"

– У вас было много боев. Вы участвовали в большом количестве боевых столкновений, но ранение получили в Бахмуте. Как это произошло?

– Батальон участвовал в боях по многим направлениям. С лета 2022 года, когда начались бои за Северодонецк, Лисичанск, Ямполовку, Торское, вблизи Бахмута, сам Бахмут, затем Часов Яр. Я дальше батальон продолжил свой путь, сейчас ребята воюют на сложных направлениях.

Бахмут - это была сложная операция. Мой батальон находился на пике своей боевой готовности. С помощью неравнодушных людей мне командование позволило создать собственный учебный центр. Я привлек туда специалистов, ветеранов США, они также помогали в подготовке. Мы получили приказ от Верховного главнокомандующего, потому что это решалось на Ставке, а затем от командующего ТРО, генерала Игоря Танцюры. Он мне позвонил и сказал - вы готовы батальоном выйти на сложную задачу? Мы подтвердили боевое состояние нашего духа, сказали, что мы готовы в составе батальона, чтобы нас не разрывали, что мы готовы держать сложный участок фронта, но вместе.

И когда подразделения покидали город в последние месяцы, они нуждались в восстановлении, мы с новыми силами зашли в город и заняли свою крепость из жилых домов. Серьезный участок, целый квартал.

– А в чем заключалась задача?

– Нанести максимальное поражение врагу и максимально по времени удержать город. Это были как раз сакральные для врага даты - 1 мая, потом 9 мая, ставка у них была, "вагнеровцы" уже били себя в грудь, что они уже захватят вот-вот город. Когда я заходил в город, мне некоторые командиры, которые выходили, говорили, что мы продержимся два-три дня. Но мы продержались очень долго и уничтожили много врагов.

– А сколько продержались?

– Мы продержались в непрерывном бою 21 день. Это когда уже 95% города было захвачено врагом. Сложность была не в ведении стрелковых боев, а в превосходстве артиллерии врага. Враг насыпал из всех видов вооружения - грады, барражирующие боеприпасы, управляемые авиабомбы, минометы, ствольная артиллерия, танки. Были очень интенсивные обстрелы, было сложно.

– Как вы получили ранение?

– Я зашел первым в город, руководил процессом захода ребят на позиции. Так же я руководил процессом выхода батальона. Мы выходили одними из последних, мы оставили наиболее подготовленных бойцов, чтобы мы могли выйти пешком, потому что уже во время этого последнего месяца было очень сложно заехать и выехать. Если ты заехал, не факт, что ты выедешь на этой броне из города. Были проблемы с логистикой.

Мне удалось эвакуировать в последние дни более 50 "трехсотых" и я оставил тех, кто может выйти сам. Потому что там достаточно сложный был участок для выхода. И поскольку враг уже также осуществлял аэроразведку, понимал, что осталось около 10 домов и вся артиллерия работала по этим домам. И мы когда выходили, за мной приехала броня, несколько бронированных автомобилей были уничтожены перед этим. Наше место дислокации было уже понятным для врага, поэтому он нанес удар барражирующим боеприпасом и нас завалило в подвале. Мы откопались, вышли на связь, оказали помощь раненым. И все хорошо.

– И какое у вас было ранение?

– Закрытая черепно-мозговая травма, контузии. Это не самое худшее, что могло быть. Ребята рядом чуть больше пострадали, к сожалению, но живы-здоровы. Подлечились.

"Такого опыта, как у нас, не имеет ни одна армия мира"–

– Наша армия образца 2014 года и армия сегодня – можете сравнить?

– Совсем две разные армии. Вообще и армии 2022 года, 2023, 2024 и 2025 - это тоже разные армии. Каждый год существенный прогресс, хорошие изменения. К сожалению, есть проблемы, все о них говорят, но это все опыт. Люди, командиры, бойцы получают серьезный боевой опыт. Такого опыта нет ни в одной армии мира. И условия ведения боевых действий меняются. Мы видим как с начала войны мы вообще не знали, что такое дроны, и на каком сейчас мы уровне.

Противодействие дронам, вообще сама тактика и стратегия ведения боевых действий постоянно меняются. И тот, кто имеет опыт и правильно реагирует на вызовы, тот и будет победителем. У нас есть люди, которые себя проявили, которых поддерживает государство, я думаю, это надо делать еще больше и гражданское общество должно поддерживать тех людей, тех командиров, насколько это возможно. Потому что армия - это достаточно сложная структура. И это нормально, но надо давать возможность людям, которые имеют положительные инициативы, реализовывать их.

– А динамику в развитии российской армии вы тоже видите?

– Да, они тоже набираются опыта, тоже серьезные противники. Никогда нельзя недооценивать противника. Надо с ним бороться до конца.

"Ветеранам сложно адаптироваться, но этого не надо бояться"

– Наше общество меняется, под таким жестким влиянием войны меняются наши настроения, наши мысли. Когда вы вернулись с фронта, что вы увидели? Как поменялись люди вокруг?

– Города, которые живут своей гражданской жизнью - это нормально, потому что люди не находятся постоянно в состоянии боевых действий. Они живут своей гражданской жизнью, насколько это возможно. Ветеранам сложно адаптироваться, на это нужно определенное время. Этого не надо бояться, я вижу определенные страхи у людей. Надо помогать ветеранам реинтегрироваться в общество. Это не значит, что нужны какие-то особые условия, нужно просто нормальное отношение. У ветеранов есть семьи, есть дети, это тоже очень серьезная поддержка, для меня она такой была. У меня трое детей. Семья помогает восстановиться и двигаться дальше.

Изменения в обществе – разные ситуации. Вижу, что обсуждаются острые ситуации, но не следует забывать, что российская пропаганда тоже работает, и когда мы даем повод для того, чтобы она работала, начинаются, извините за слово, "срачи" на общественном уровне. Я думаю, это не совсем нормально.

– Сами военные по-разному говорят. Кто-то рад вернуться в город, который живет, посидеть в кафе, увидеть людей. А для некоторых то, что город якобы живет своей жизнью, будто обесценивание того, что происходит на фронте.

– Нужна золотая середина в этой истории. Когда люди забывают, что у нас война, и позволяют себе какие-то ненормальные поступки и высказывания - да, это тригерит. Но и военные хотят приехать и попасть в эту среду, чтобы восстановиться. Вся жизнь не может быть одна война, даже во время войны есть жизнь. И мы уже все это ощутили на себе, мы не можем три года быть в состоянии глухой депрессии. Все травмированы, у всех ПТСР - и военные, и гражданские, у кого-то просто больше, у кого-то меньше.

Все это по-разному переживают. Кто-то может восстановиться сам, а кому-то нужна помощь, общество должно это понимать и быть толерантными друг к другу. Тогда у нас есть шанс на построение общества, где уважают ветеранов, а ветераны будут уважать гражданских, которые им помогли восстановиться.

Об участии в конкурсе на главу БЭБ

– После фронта вы решили претендовать на должность директора Бюро экономической безопасности. У вас в биографии написано, что у вас есть 15 лет опыта борьбы с коррупцией. Вы работаете в СБУ к тому же. Почему решили претендовать на такую сложную должность? Вам тесно на службе?

– Когда руководство службы вернуло меня обратно в СБУ, я, учитывая мой опыт работы, продолжаю находиться в Силах обороны и выполнять задачи, которые приближают нашу победу. Когда я узнал о конкурсе на директора БЭБ, меня заинтересовало, что это первый независимый конкурс на должность директора правоохранительного органа, который имеет инструменты и может усилить экономическую составляющую в нашем государстве. Это орган, который должен быть флагманом в борьбе с экономической преступностью.

Я увидел на войне, что война - это дорогая штука. Для того, чтобы мы могли быть устойчивыми в этой борьбе, нам нужна устойчивая экономика. Война не будет вечной. Когда она закончится, на первый план выйдет экономика, которую надо восстанавливать. Учитывая мой опыт и желание, я решил попробовать свои силы в этом конкурсе и надеюсь, что он будет до конца прозрачен. И пусть победит сильнейший.

– А уже есть вопросы к его прозрачности?

– Есть определенные нюансы. Я думаю, что конкурс мог бы проходить немного быстрее. Но есть закон, есть регламент. Я надеюсь, что закон не будет нарушен и комиссия не делегирует свои полномочия для оценки кандидатов каким-то другим экспертам или государственным органам.

– Когда вы решили подать свою кандидатуру на должность директора БЭБ, в публичном пространстве о вас сразу появились различные заявления. Мы не можем их обойти, потому что высота должности, на которую вы претендуете, она значительная. Первый скандал - о непрозрачности доходов, вы задекларировали якобы больше чем могли заработать, отсюда два дома, машина, которая зарегистрирована на отца, доходы жены.

– Должность, на которую я претендую, предусматривает под собой прозрачность для общества и для конкурсной комиссии, я отвечаю на все вопросы, мне нечего скрывать. На самом деле я, как военнослужащий, мог не подавать декларации во время военного положения. Но, учитывая, что я подался на конкурсную должность, я подавал декларации, указал имущество. И началась определенная медийная атака. Я понимаю, возможно мои оппоненты нервничают и пытаются привлечь какие-то недобросовестные СМИ, чтобы выявить какие-то активы. Но сенсации не будет.

На самом деле это не два дома. Первый дом мне подарила сестра, это не отдельный дом, это таунхаус. Площадь земельного участка 4,5 сотки, общая площадь - 188 квадратных метров. Моя сестра в 2002 году вышла замуж за гражданина Германии и с того времени проживает там. Занимается бизнесом, ее муж также занимался бизнесом, в том числе в Украине. Она хотела иметь дом в Украине, приобрела его в 2018 году. Она сделала там ремонт и хотела, чтобы был дом рядом с родителями, куда бы она могла приезжать.

Но с началом войны ситуация изменилась. Когда началась полномасштабная война, моя семья проживала в этом доме и моя сестра решила нам его подарить. Как брату, как человеку, который защищал землю, чтобы моя семья могла там жить.

Относительно второго дома, я перед этим приобрел дом по программе "Есть дом". Это дом на 140 "квадратов". Мои родители проживают в одноэтажном доме, также в таунхаусе, это половина дома с участком в 5,5 соток, это не выход на воду, не гектары земли. Если бы у меня нашли яхту в Монако, это была бы сенсация. Но я не имею какого-то ценного имущества, которое делало бы эту сенсацию.

– Вы же понимаете, какая на это все реакция у людей? Сотрудник СБУ, два дома в Киевской области, Land Cruiser, записанный на отца. Классическая история.

– Я не скрываю, что я использую этот автомобиль. Вы же тоже поймите меня правильно, люди видят заголовки, но не хотят разобраться в ситуации. Мои друзья смеются над этим, как это подается, а у них гостевые домики больше чем мои два дома. И они читают о "состоянии". Моя территория очень "большая" в 4,5 сотки земли вызывает у них улыбку, когда они читают эти заголовки.

Каждый понимает по-своему, но я хочу заметить, что я открыт к диалогу с журналистами и готов отвечать на все вопросы. Мало кто вообще читал мою декларацию, но хочет хайпануть, вызвать негатив в обществе. Но мои родители работали всю жизнь, они также имеют какое-то состояние, это можно увидеть в декларации моего отца. Он бывший военный, был на государственных должностях, работал когда-то в Администрации президента, он 1958 года рождения и его трудовой путь начался еще в семидесятых. Он работал всю жизнь и также что-то заработал.

И это не космическое состояние. У меня нет пяти квартир в Киеве.

– Еще один скандал касается вашего якобы знакомства с Андреем Портновым. Это было в 2019, когда вы выступили против Виктора Кононенко, это был заместитель председателя СБУ. И с вами работала группа адвокатов, среди которых и был Портнов. Общались с ним лично?

– Лично мы с ним не общались, я уже об этом говорил в интервью. Ситуация была следующая - я стоял в очереди на получение служебного жилья, стоял еще, кажется, с 2012 года. Я многодетный отец, участник боевых действий, я имел на это право, но, к сожалению, не получил служебного жилья. Это дело стало принципиальным и меня поддержали мои коллеги, которые оказались в той же ситуации.

При этом руководство получало уже третью квартиру в каком-то крутом жилом комплексе. Мы хотели показать, что так не должно быть, чтобы руководители, используя свое положение, получают уже не первую квартиру. Есть определенная очередь, определенная процедура. У нас работала группа адвокатов, она нас консультировала, и среди них лично не было Андрея Портнова, но он входил в состав этой группы.

Я лично с ним не встречался, не обсуждал ситуацию. Мы работали дистанционно, даже не было необходимости являться на судебные заседания.

– А вы знали, что в этой группе Портнов?

– Сначала нет, а потом да, понял.

– Не думали отказаться от этих адвокатов?

– Мне был важен результат. Не каждый адвокат был готов судиться со Службой безопасности. Это же не я представлял интересы Портнова и не я на него работал. Он имел адвокатское свидетельство, поэтому не вижу проблемы.

– Еще один скандал связан с уголовным производством по организации схемы ухода от налогообложения ряда компаний. Причем, вы это дело инициировали, но в итоге стали его фигурантом. Как так произошло?

– Очень интересная история. Меня она забавляет. Когда началась моя кампания по участию в конкурсе, начались определенные медийные атаки и появилась публикация, что я являюсь фигурантом уголовного производства. Я не был ни разу фигурантом в уголовном производстве. У меня даже за 21 год службы в СБУ нет ни одного дисциплинарного взыскания в личном деле.

Относительно уголовного производства. Когда я находился на службе в Государственной фискальной службе, мы сопровождали уголовное производство в отношении должностных лиц Государственной налоговой службы. Одна из фамилий, которая озвучивалась, была человека, который был фигурантом. Мы осуществляли оперативное сопровождение и документировали его противоправную деятельность. И эти материалы за моей подписью были направлены в ОГП. Вся суть ситуации в том, что СМИ не проверили эту информацию. Простой запрос в ОГП может прояснить эту ситуацию и снять с меня любые обвинения, или попытки. Это один из элементов нашего независимого конкурса, такая небольшая медийная атака.

– Возвращаясь к БЭБ. В целом вся эта вертикаль органов, которые занимаются коррупционными преступлениями, постоянно находится под пристальным взглядом как нашей власти, так и иностранных союзников, которые помогали нам в их создании. Почему вы уверены, что можете руководить таким сложным в управлении органом?

– Я с 27 лет находился на руководящих должностях. В Службе безопасности я стал одним из самых молодых руководителей и достиг результатов. Моя деятельность распространялась на территорию всего государства, она не ограничивалась подразделениями. Я занимал руководящие должности в Государственной фискальной службе, я прошел путь за 4 года от заместителя начальника управления до исполняющего обязанности начальника Главного управления внутренней безопасности ГФС, когда туда входила и таможенная служба, и налоговая служба, и налоговая милиция. Это серьезная структура с очень большими полномочиями.

У там у меня есть тоже результаты в борьбе с системной коррупцией. У нас правоохранительные органы привыкли показывать свою деятельность в медийных историях. Эти фото, где один задержанный и 6-7 человек в жилетах с надписями разных правоохранительных органов, вызывают противоречивые эмоции.

Потом я занимал должность начальника управления собственной безопасности и противодействия коррупции ГСЧС. Опыт и желание еще до войны - отдельная история, и отдельная история - моя деятельность во время войны. В условиях такого повышенного стресса многие люди не могут работать и принимать решения. Когда ты можешь брать ответственность за большое количество людей во время войны, можешь их правильно организовать, объединить - это уже навыки. А кроме того было понимание, что твоя малейшая ошибка может привести к гибели этих людей. Это чувство ответственности со мной было до войны и во время войны.

Я готов брать на себя ответственность и понимаю, что принятые мной решения, могут иметь не только экономический эффект, но и более серьезные последствия. Это большой показатель. Также я вижу запрос общества относительно участия военных, которые показали себя во время войны, на занятие соответствующих должностей. Если я все же получу преимущество, в честной борьбе смогу добиться успеха и меня назначат на эту должность, у меня есть четкий алгоритм действий. Я подготовил концепцию, презентую ее на собеседовании.

"Руководитель БЭБ должен уметь сказать "нет" и быть готовым к давлению"

– Как давно вы следите за деятельностью БЭБ?

– Давно.

– И как вам?

– По-разному. Я думаю, есть много просчетов, которые надо исправить. Вообще в законе круто и четко прописано, но почему оно не работает, я не понимаю.

– Как оцениваете реформу БЭБ, почему не работает?

– С самого начала было сложно. Я не совсем понимаю первого руководителя БЭБ, я его знаю лично. Он до сих пор думает, что все верно сделал и проблем нет. Когда нет руководителя в органе, это очень влияет на структуру работы. Когда люди думают, что они сами себе режиссеры и могут на своем уровне заниматься не тем, что прописано в их функционале, ну это не адекватно.

Нужна правильная вертикаль, правильно поставленные задачи, не просто красивая картинка в медиа и постоянные пустые отчеты. Потому что есть статистика сухая, цифры, но конечного результата нет.

– Нравится ли вам схема, по которой руководство такого органа не имеет влияния на детективов и не должно знать, какие дела они рассматривают?

– В законе прописано, что руководитель полностью отвечает за деятельность Бюро, осуществляет контроль расследования уголовных дел. Я думаю, что руководитель обязан контролировать, тем более резонансные дела, серьезные дела, которые помогают системно бороться с определенными явлениями. Такие дела, благодаря которым должен пополняться Государственный бюджет и чтобы общество видело, что существование Бюро оправдано.

Это не обязательно делать с помощью уголовных дел. Бюро должно предупреждать деятельность этих схем, усиливать аналитическую составляющую.

Многие недооценивают оперативную составляющую. Даже во время проведения конкурса я не увидел ни одного вопроса по оперативно-розыскной деятельности. Я всю жизнь занимался оперативно-розыскной деятельностью. К сожалению, не все кандидаты понимают, что это, они работали или в прокуратуре, или следователями в других правоохранительных органах, у них другое направление деятельности.

Я считаю, что аналитическая составляющая и оперативно-розыскная деятельность - они должны усилить предотвращение экономической преступности, выявление этих преступлений, и помогут системно бороться с этими проявлениями. Не в рамках уголовного производства, не с помощью физического давления, обысков, изъятия определенной доказательной базы, остановки деятельности предприятия. Это все можно делать на начальном уровне с помощью оперативно-розыскной деятельности.

– Наша власть постоянно пытается так или иначе иметь определенные рычаги влияния в антикоррупционных органах. В лучшем случае, чтобы знать о том, что разрабатывают условного Князева, в худшем - контролировать и влиять на процессы. Поэтому вопрос по этой схеме.

– Я думаю, что директор Бюро экономической безопасности - это человек, который должен иметь характер и брать на себя ответственность за тех людей, которые работают, для достижения результатов, и уметь говорить нет. Потому что будут разные вызовы и я уже даже на этапе проведения конкурса почувствовал определенное давление от тех, кто хочет иметь влияние. Возможно, я не совсем удобный кандидат для кого-то. Я думаю, что директор должен иметь четкую гражданскую позицию и четкую позицию, которая прописана в законе о БЭБ. Благодаря этому закону он будет иметь определенный иммунитет и возможность осуществлять свою деятельность независимо от того, кто у нас руководит определенными процессами.

– Если выиграете конкурс и начнется давление со стороны Офиса президента, что будете делать?

– Понимаю прекрасно, что я никуда от этого не денусь. Я об этом думал раньше, я к этому готовлюсь. Буду действовать согласно нормам действующего законодательства.

– Будете выходить и говорить об этом публично?

– Если это будет нужно, если будет конкретная ситуация, я буду оценивать ее на месте и действовать. У меня есть поддержка ветеранов, будет поддержка коллег из БЭБ, моей команды, которая придет работать. И мы все вопросы решим.

"Россия сама никогда не остановится - ее надо остановить"

– Возвращаясь к вашему военному опыту. Сейчас ситуация следующая - есть определенные переговоры, союзники их очень хотят, власть говорит о том, что надо достичь сначала 30-дневного перемирия. А чего хотят военные?

– Военные и все гражданские люди хотят мира. Но движутся к этому миру военные немного по-другому - тем, что выполняют свой воинский долг. Военная составляющая движется своим путем и я уверен, что военное руководство, руководство государства понимает обстановку на поле боя и ребята готовы воевать до последнего, если потребуется. К сожалению, за три года мы потеряли очень много людей, именно мотивированных, сильных, настоящих патриотов, которых мы уже не вернем.

Есть дипломатическая составляющая, надо работать в этом направлении. Если мы достигнем сейчас перемирия хотя бы на 30 дней, мы поймем, как это будет работать дальше, будет время, чтобы осмыслить, есть план дальнейших шагов. Этим должны заниматься дипломаты и высшее руководство государства. Я думаю, у них есть определенный план и они его держатся. Сейчас всем надо набраться терпения и ждать результатов.

– Российский диктатор Владимир Путин говорит, что не хочет перемирия, потому что украинская армия сможет как-то невероятно быстро восстановиться, перегруппироваться и так далее. Наши некоторые эксперты также высказывают опасения относительно того, что армия РФ сможет сделать за 30 дней тишины. А вы, как военный, что можете сказать по поводу 30 дней? Что за них можно успеть?

– Если мы говорим о 30 днях непрерывного боя - это очень долго. Если мы говорим о 30 днях мира - они пролетят как один день. Я думаю, это больше имеет политический характер. Я думаю, это просто начало того, что мы должны сесть за стол переговоров. Более важный элемент - это обмен пленными. Когда мы обменяем всех на всех, это будет первый серьезный шаг к миру. Мы готовы, я думаю, менять всех на всех, там очень много ребят, которые с первых дней войны находятся в плену.

– Некоторые военные советуют пока забыть о границах 1991 года. Что вы можете посоветовать?

– Я думаю, что мы должны двигаться к победе маленькими шагами. Если у нас не получается двигаться большими, семимильными шагами, мы должны двигаться потихоньку. Находить определенные компромиссы, получать конкретный результат, который нас устроит. Как бы это ни звучало, нам тоже нужен мир. Мы во многом победили, у нас развивается армия, мы производим отечественное вооружение, у нас есть положительная динамика.

Но я считаю, что мы уже на пути к определенным первым шагам к миру. И все надеются, что все же мы сможем отстоять и наши территории, и наш государственный суверенитет, и нашу национальную идентичность. Не надо забывать, как мы объединились, многие люди перешли на украинский язык. Я думаю, что наше гражданское общество за эти три года сильно изменилось и в дальнейшем это даст очень хорошие результаты в развитии Украины как государства.

– Ваше мнение - чего от нас хочет Россия и остановится ли она когда-нибудь?

– Россия сама никогда не остановится, ее надо остановить. У нас хватило мужества остановить ее в 2022 году. Это уже маленькая победа для нас. Сможет ли Россия захватить нас, начать такое же полномасштабное вторжение в 2022 году? Я уверен, что нет. Мы совсем другие сейчас, мы готовы ко всему, и гражданские люди готовы. Да, мы все понимаем, что такое война, а кто знает, что это такое, никогда не захочет ее повторить.

Надо гордиться тем, что у нас есть, не забывать об этом, но стремиться быть сильными. Быть объединенными. Не искать причины раскола общества, а причины, которые нас объединяют и делают сильнее. Поэтому я и иду в БЭБ, я хочу вернуть доверие к правоохранительным органам, надо их реабилитировать.

– Какую мысль украинцам надо сделать частью своей рутины, чтобы легче жилось?

– Не впадать в отчаяние. Все зависит от нашего внутреннего настроя, готовы ли мы к этому бою каждый день, когда утром просыпаемся, плохая погода, прилеты, другие проблемы. Надо настраиваться на позитив, искать его в каких-то будничных маленьких вещах, в наших семьях, в наших защитниках, помогать армии, начинать с себя, с маленьких изменений. Изменить что-то в себе и своем окружении, а это нашими совместными усилиями даст нам веру в победу и в наше общее будущее для наших детей. Потому что мы все хотим, чтобы наши дети имели сильную Украину, а не искали счастья за рубежом.