С начала войны около 85 тысяч украинских беженцев нашли временное убежище в Румынии. Украинские психологи Янна Николайчук и Галина Раховецкая – тоже беженки. Они работают в международных гуманитарных организациях, помогая соотечественникам. Депрессия, ПТСР, тревожность – запросов очень много. Как психологи помогают украинцам, которые столкнулись со стрессом из-за войны – читайте подробнее в материале РБК-Украина.
Янна – сертифицированный тренер Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), арт-терапевт, специалист по метафорическому подходу в психологии.
– Война застала меня в Киеве. Вместе с дочерью мы, как и многие наши соотечественники, прошли через начальный шок побега. Когда же немного пришли в себя, я, понимая, что многие переживают тоже самое, задала себе вопрос: как могу помочь другим? И сейчас я поддерживаю украинцев в их борьбе с психологическими травмами.
– С какими главными сложностями вы сталкиваетесь в работе?
– Поскольку я тоже ощутила на себе специфический эффект беженца, то особых проблем и работы практически и не ощущаю. Иногда тяжело бывает эмоционально, ведь нужно отдавать немало собственной энергии. Вместе с тем, когда вижу, как после терапии человеку становится легче, наблюдаю положительную динамику его состояния, то и самой на душе становится легче.
Одна из таких историй – это история 17 девушки, назовем ее Татьяной, которую ко мне на консультацию привели родители. Девушка полностью закрылась в себе, почти не выходила из своей комнаты, не разговаривала, интересовалась только рисованием. Молчала Татьяна и на первых сеансах.
Тогда я предложила ей те эмоции, которые она испытывает, нарисовать. Попытаться передать свое настроение, образы и символы, которые она видит в своем представлении, на бумаге. И это сработало!
Девушка постепенно начала открываться. А через полтора месяца терапии стала уже довольно эмоционально рассказывать о своих переживаниях, об одиночестве и неуверенности, вызванных войной и переездом. Спустя еще некоторое время произошла еще большая трансформация, и из молчаливой, подавленной девушки Татьяна превратилась в уверенную личность, которая уже строила планы на обучение в вузе.
– Как бы вы определили основные психологические проблемы, с которыми сталкиваются беженцы?
– В первую очередь это чувство потери, вины, заброшенности, депрессия, панические атаки. Нередко эти негативные явления усиливаются семейными конфликтами или даже расстройствами пищевого поведения. Те, кто пережил бомбардировки а то и потерю близких, часто страдают ПТСР. Их пугают любые громкие звуки.
Здесь важно как можно раньше обратиться за помощью к специалистам. Например, одна моя клиентка, которая пережила ужасы оккупации в Херсоне, очень долго подавляла свои переживания и только когда поняла, что самостоятельно со своим состоянием ей не справиться, пришла ко мне. Работаем, что называется, шаг за шагом, и положительные сдвиги уже есть.
Существенная проблема, негативно влияющая на психологическое состояние наших беженцев, – длительный и нередко безрезультатный поиск работы. Так, ко мне обратился один многодетный отец, находившийся в глубокой депрессии. Его семья, после того, как их квартира в Харькове была разрушена во время очередной бомбардировки, вынуждена была эвакуироваться в Бухарест. Финансовых запасов семья не имела, хоть какой-нибудь работы долгое время на чужбине ее глава найти не мог. Вопрос обеспечения семьи с каждым днем приобретал катастрофические реалии.
Кроме того, этот мужчина, как он мне потом признался, чувствовал вину за то, что не пошел воевать и считал себя беглецом. Хотя, по закону, как отец троих несовершеннолетних детей он имел полное право вместе с семьей выехать за границу. Он даже рассматривал вариант развода, чтобы попасть на фронт защищать Украину.
В ходе терапии мы выяснили, что главный его приоритет – семья. А если он разведется с женой и уйдет на фронт, то кто же позаботится о его несовершеннолетних детях? К счастью, за несколько консультаций мы сумели найти такой выход из ситуации, такое решение, которое не только улучшило моральное состояние мужчины, но и положительно повлияло на всю его семью.
Я использовала специфическую технику, которая помогает увидеть новые возможности и открыться для них. Потребовалось лишь несколько консультаций, чтобы услышать от клиента радостное: "Кажется, со мной уже все в порядке!", а вскоре он сообщил, что нашел хорошую работу с приемлемой зарплатой, которая позволит не только содержать семью, но и донатить на нужды ВСУ.
– Янна, а какие методы и подходы вы используете при работе с людьми, которые пережили психологические травмы в результате беженства?
– Первый шаг – снять стресс, ведь в стрессе человек не может ясно мыслить. Далее применяю релаксационную технику, медитацию, дыхательные упражнения, арт-терапию, чтобы помочь человеку отстраниться от боли. Использую также когнитивно-поведенческую терапию и психологию.
Одна моя клиентка приехала в Бухарест с маленьким ребёнком и мамой. К сожалению, после пережитого стресса мама заболела онкологией и умерла. Мы работали с клиенткой над тем, чтобы найти опору внутри себя. В таких моментах важно научиться трансформировать боль в благодарность, например, благодарность судьбы за то, что мама была в твоей жизни, за счастливые моменты пребывания рядом с ней, ваши общие добрые дела и так далее. Боль постепенно переходит в любовь и становится ресурсом.
– Случаются ли случаи, когда вы рекомендовали клиентам обратиться за медицинской помощью или прибегнуть к медикаментозной терапии?
– Как психолог, я не имею права назначать лекарства. Если же вижу, что консультаций недостаточно и депрессия нуждается в медикаментозной поддержке, то, конечно же, направляю пациента к медикам для соответствующего лечения.
– Можно ли говорить о масштабности успешной адаптации украинских беженцев или, может, это, наоборот, единичные случаи?
– Конкретной статистики у меня нет. Но знаю наверняка, что практически каждому из таких людей, кто обращался ко мне и моим знакомым коллегам, была оказана эффективная помощь.
Многие мои клиенты, откорректировав в результате наших сеансов свои ошибочные реакции и видения, стали добиваться реального успеха. К примеру, одна клиентка для снятия стресса начала изготавливать украшения из бисера и впоследствии превратила это занятие в прибыльный бизнес.
К сожалению, есть и те, кто просто ждет своего возвращения в Украину, находясь в состоянии апатии, и таким образом словно откладывая жизнь на потом. Но ведь эти годы также являются частью вашей жизни, и ставить ее на паузу – не выход.
Еще одна моя собеседница, Галина Раховецкая, специализируется на помощи детям с задержкой интеллектуального и психического развития, а также подросткам.
– Война застала меня в Одессе, где я жила с мамой и дочерью. Я работала в специальной школе для детей с интеллектуальными и психическими особенностями. Когда один из многочисленных снарядов взорвался прямо у нашего дома, мы переехали в Измаил.
Но вскоре, когда в результате сокращения штата я осталась без работы, а артиллерийские обстрелы в Измаиле стали такими же частыми, как и в Одессе, мы решили ехать в Бухарест. Мне повезло: там я очень быстро нашла работу психолога в международной гуманитарной организации, где работаю и сейчас.
– Чем отличается психологическая помощь детям-беженцам от помощи взрослым?
– Основная проблема для детей с особыми потребностями – своевременная и правильная диагностика. Многие дети и так не были обследованы должным образом, а война лишь усугубила ситуацию: новое общество, другой язык, незнакомая среда. Главный запрос от родителей касался диагностики: соответствует ли развитие ребенка его возрасту.
Впоследствии стали обращаться и подростки с жалобами на страх темноты, громкие звуки, панические атаки. Я помогала им адаптироваться, создавала группы для социализации и профориентации, где подростки могли узнать себя, а старшие даже найти работу.
Другой распространенный запрос – отношения с родителями. К сожалению, взрослые нередко обесценивают детские эмоции. Мы с психологом Янной Николайчук работали вместе: я направляла к ней родителей, и это усиливало результат.
Я всегда говорю родителям: "Вам тяжело, а ребенку еще труднее". проблему нужно решать.
У детей – иначе: они не всегда могут объяснить, что с ними происходит, и часто просто замыкаются в себе и страдают. Дети нуждаются в большем времени и психологических сессиях для установления доверительного контакта. Только когда они начинают раскрываться, можно приступать к терапии.
– Какие реакции наблюдаются у детей, вынужденно покинувших страну?
– Подростки стали более замкнутыми. Они потеряли привычную обстановку, друзей, свою среду. Они перемещены в другую страну и новые школы, где их не понимают. Они часто закрываются, избегая контактов во избежание недоразумений.
Многие находят отдушину в онлайн-жизни и компьютерных играх. Часто дети страдают и от панических атак, усиливающихся из-за ощущения одиночества и изоляции.
– То есть, с одной стороны, дети в безопасности, но с другой – они потеряли точку опоры?
– Что касается подростков, да. Но у детей помладше (5–8 лет) адаптация проходит легче: они искренние, открытые к общению. Подростки же осторожнее: если первая попытка найти контакт не удается, им трудно сделать второй шаг.
– Ваша специализация – дети с задержкой интеллектуального и психического развития. Как вовремя заметить тревожные сигналы в нынешних условиях – как в Украине, так и за границей?
– Если подозреваются особенности развития, следует начать с доступных онлайн-ресурсов. В открытом доступе есть таблицы возрастных норм: что ребенок должен уметь, как должен реагировать. К примеру, если ребенок в трехлетнем возрасте не поддерживает зрительный контакт или не отвечает эмоцией на эмоцию, следует обратиться к врачу.
Иногда родители медлят, объясняя: "Да и отец же заговорил в четыре года". Но такие случаи – скорее исключение. Чем раньше начать работу со специалистами, тем больше шансов приблизить развитие ребенка к норме.
Материал создан при участии CFI, Agence française de développement médias, как часть Hub Bucharest Project при поддержке Министерства иностранных дел Франции.