Об усталости и истощенности от войны, скандальных украинских звездах, отношении к беглецам за границу, последствиях после лечения онкологии и публичных отношениях - об этом в разговоре Янины Соколовой с журналисткой РБК-Украина Юлией Гаюк.
Главное из интервью:
Это сокращенная версия нашего интервью. Полную беседу смотрите на YouTube-канале РБК-Украина Life.
Янина Соколова - украинская журналистка и активистка, основательница фонда "Стоит жить", автор и ведущая программ "Рандеву", "Вечер с Яниной Соколовой".
Янина родом из Запорожья, выросла в русскоязычной семье, однако это не повлияло на ее проукраинскость. В интервью РБК-Украина Соколова говорит, что наблюдает, как "вата" снова просыпается и идет по украинским городам. Поэтому своих сыновей журналистка воспитывает только в патриотическом направлении.
Мы также поговорили об известных украинских личностях, которые во время войны на Донбассе работали в России, но после 2022 года оборвали все связи. А также подняли тему уважения к ветеранам и их личных историй в публичном пространстве: как реагировать гражданским и что может стоять за острыми словами военных? Именно с этого мы и начали - потребностей ветеранов и гражданских на четвертый год полномасштабной войны РФ против Украины.
– С какими запросами сегодня чаще всего обращаются и гражданские, и военные? Что чаще всего слышат ваши психологи?
– На самом деле основная тема, как бы странно это ни звучало, не войско, не отношения с командиром, не страх во время штурмовых действий, хотя тоже такие звонки есть.
Нам звонят ребята прям во время штурмовых действий из окопов. Когда он понимает, что в этот момент его охватывает страх, особенно, если это первые бои. И он не знает дальше, как действовать, хотя они это обсуждали и тренировались. И мы в итоге выводим его в нормальное состояние, иногда спасаем жизнь.
По поводу основных вызовов и тем - это личностные истории. Вы должны понимать, что мы сейчас живем в двух войнах, в двух плоскостях. Первая плоскость - это история общего горя войны, непонимание будущего, тотальное истощение, обнаженные нервы, куча разводов.
А вторая история - о тебе как о личности в критический период жизни. Тебя как члена семьи, как пары в критический период жизни. Это вторая тема, наверное, наиболее актуальная на данный момент в рамках психологической помощи.
Союз, который живет во время войны, - это союз, который проходит испытание, в котором обнажается все то, что было до момента начала полномасштабного вторжения. Это касается и мужчин, и женщин.
– А ты сама чувствуешь усталость, истощенность от войны?
– Я думаю, что это скорее не усталость и не истощение, а перманентное состояние боевой готовности, в котором ты находишься как мама двоих детей, как руководитель сразу двух больших машин. Это фонд с двумя проектами. И это наш YouTube.
И в обоих проектах работает огромное количество людей. Один из проектов является донорским. Соответственно это ежемесячная отчетность и ответственность перед теми, кому мы пообещали, что мы поможем.
То есть это то, что априори все время со мной, просыпаясь и ложась спать, это ответственность. И еще один пласт - это военные и моя личная помощь, контакт с ними. То есть, кроме того, что вы видите на поверхности, внутри есть личностные истории отношений с военными, перед которыми у меня есть внутренняя ответственность.
Знаешь, это можно сравнить с циркуляром, который движется и ты в нем должен успеть перепрыгнуть с одного барьера на другой. И ты понимаешь, что если вдруг циркуляр остановится резко, то попадают все, кто на нем есть.
Я к тому, что мне важно обрести внутреннее спокойствие. Я на самом деле уже нащупала его за последние две недели, наверное.
Я понимаю, что нам стоит прийти к основному выводу в жизни: мы умираем и рождаемся сами, и самый большой инвестор в нас - это мы сами. То есть тот внутренний диалог, который у нас есть с собой, определяет ресурс, который мы себе даем или не даем.
Мы очень хотим, чтобы это быстрее закончилось нашей победой, справедливым миром. Но война будет долгой. Это чудовище не собирается останавливаться.
Я думаю, что мы будем дальше жить в этих обстоятельствах, и только от нас зависит, как мы будем их воспринимать. Нам нужно сохранить себя, надеть сначала маску на себя, а потом на всех остальных в нашей семье для того, чтобы двигаться вперед.
– Давай поговорим о нескольких важных кейсах, которые связаны с военными и произошли в последнее время. Я видела, что вы разбирали интервью Виктора Розового. По твоему мнению, это правильный подход, когда ветеран с определенными психологическими запросами, с которыми еще стоит работать, приходит как оголенный нерв и рассказывает свою историю, а потом его осуждают и оскорбляют?
– Во-первых, мы должны понимать, что армия - это тоже срез общества. В армии есть разные люди. Да, они все для нас герои, только потому, что благодаря им мы с тобой сидим в этой студии, а не где-то в эмиграции или под землей, да? Но есть второй момент. Это люди разного интеллектуального, морального и психологического состава.
Давать ли слово людям, которые психологически или интеллектуально не понимают последствия того, что они скажут ни для себя, ни для своей бывшей жены, ни для образа военного, в частности, самого боеспособного штурмового подразделения?
Я говорила на эту тему с медийной службой третьего армейского корпуса, на что мне сказали, что это личное право военного, которое никак не касается подразделения.
Вопрос в том, стоит ли журналисту вести таким образом разговор и выпускать это на люди. У меня честно вопрос по этому поводу: что хотела ведущая сказать этим разговором, ведь мы что-то хотим сказать.
Когда мы пригласили в гости психолога нашего колл-центра, мы хотели показать, что микс обиды и чувства вины одновременно у травмированного человека, порождает такие слова во время интервью. Поэтому мы его разобрали, чтобы объяснить, что может быть в голове у этого человека.
Есть публично значимые темы, дискуссионные в обществе. Они должны быть в социуме как тезисы для обсуждения. В конце концов, потом иногда в таких случаях мы выходим на однозначную позицию общества.
В этом интервью - тема личная. Интимные отношения с женщиной в таких деталях - это не тема для дискуссии в рамках страны, которая воюет. И за это несет ответственность не только тот, кто это наговорил, но и тот, кто это выпустил и спрашивал об этом.
– Второй кейс - это съемки фильма "Лютый, привет" с Тарасом Цимбалюком. Он опубликовал кадры со съемок, где у него был шеврон Азова. Военный и актер Даниил Мирешкин выступил против этого, мол, почему человек, который не причастен к войску, носит эту символику и вообще исполняет роль военного. Что ты думаешь по этому поводу?
– Военных должны играть актеры. Я знаю нескольких актеров, которые снимались в фильме "Киборги". И часть из них в реальной жизни сложно представить, что они пойдут воевать. Но когда ты смотришь этот фильм, они играют очень талантливо.
Я очень запомнила вечер, когда мы сходили в кинотеатр на этот фильм. Я смотрю, как те, кто взял попкорн и разговаривает на русском, отложили попкорн и просто сидели, смотрели с открытым ртом.
Потом интегрировались в эту историю, а потом у них полились слезы и после того, как они вышли из этого зала, они явно стали немножко другими, чем когда они туда зашли. И это сделали люди, которые не имеют никакого отношения к войску, имеют яркую идеологическую проукраинскую позицию, но являются актерами.
Возникает вопрос: если бы это сыграл человек, который был в армии, но не смог бы так талантливо сделать, какая бы обратная связь была бы у зрителей? Поэтому здесь все очевидно.
Я за то, чтобы такие роли играли талантливые актеры, безусловно, с проукраинской позицией, но талантливые актеры.
– Здесь вопрос еще в том, что это был именно Тарас Цимбалюк. Люди возмутились из-за различных его "зашкваров".
– Я была, кстати, поражена, когда увидела, как он играл в клипе Шнурова, группа "Ленинград". Там играла еще украинская актриса. Война на Донбассе в виде ООС уже продолжалась.
То есть сознательно играешь в клипе российской группы во время того, как у тебя аннексировали часть твоей территории. Это не заслуживает, по моему мнению, уважения.
Янина Соколова: Армия - это срез общества, и в армии есть разные люди (фото: Виталий Носач / РБК-Украина)
– А ты, кстати, как думаешь, как мы должны относиться к таким людям в нашем пространстве? К тем, кто определился или все же нет.
- Надо спросить их, вы определились или нет. Если вы определились, то у вас есть площадка для того, чтобы сказать, с чем вы определились. Мне вообще кажется, что надо на все некомфортное отвечать.
Надо просто обозначить свою позицию. И Потап, и Настя уже давно не здесь. Они обозначили свою позицию и сделали свой выбор. Даже, когда происходят какие-то зашквары, они молчат. По крайней мере никаких сигналов о том, чтобы объяснить, что такое "неважно на каком языке, а главное любовь".
В тот момент, когда в твоей стране убивают за язык тех, кто на оккупированных территориях в собственном доме на пороге встретил убийцу, ты стоишь в Майами и чешешь о том, что язык не важен, а важна любовь. На что ты рассчитываешь?
Ты либо тупая, либо тебе реально все равно, и это твоя сознательная позиция. Тогда нам понятно, кто ты.
– Недавно ты рассказывала, что не разрешила публикацию выпуска "Дорослі дівчата" с твоим участием после того, как выяснилось, что Оля Полякова выступала на свадьбе коррупционера.
– Ту программу, которую вы видите в YouTube или по телевидению, она не снимается в тот день, когда вы ее смотрите. Она иногда снимается вообще за месяцы, если нет событийности в разговоре.
А у нас там не было событийности. Она снималась за два месяца или даже больше, когда Оля Полякова пела на свадьбе коррупционера, который был связан с разворовыванием украинской армии.
Когда я это увидела и увидела аргументы певицы о том, что она вообще не знала, кто это, не интересовалась, поняла, что это будет странно звучать, что я, у которой в своих программах есть позицию о том, каким образом мы должны реагировать на подобные свадьбы и персонажей, прихожу в эфир и вообще не говорю об этой теме, а обсуждаю вопрос украинского языка и нецензурной брани украинской.
А это выглядело просто неправдой. То есть я та, которая узнала об этом, и я та, которая была на съемках этой программы несколько месяцев назад, это люди с совершенно разными реакциями и отношениями к конкретно этой певице.
И я попросила сказала: "Я не хочу, чтобы мое лицо было рядом с этой певицей". После того, что произошло, я имею право отказать в этом, потому что мне даже неприятно, что я согласилась. Больше не буду участвовать в историях с подобными персонажами.
– Оля Полякова писала у себя на странице, что заработанные деньги как гонорар, она направила на армию на закрытие каких-то потребностей. Как думаешь, карма отработана или все-таки нет?
– Не знаю, я не видела чеков. Я не знаю, можно ли доверять этому человеку или нет, но это вопрос его личной совести.
Янина Соколова: Я не являюсь здоровым человеком хотя бы из-за того, что у меня отсутствуют несколько органов (фото: Виталий Носач / РБК-Украина)
– Много лет назад ты перенесла онкологию. Расскажи, как ты узнала о том, что у тебя онкозаболевание.
– У меня были определенные проблемы со здоровьем, и я лечилась. Мы лечили их и делали микрооперацию. В рамках этой микрооперации были заборы материала. Анализ пришел на почту, был в "спаме". Я совершенно случайно, ища какую-то платежку, увидела его. Открыла, проанализировала с мамой с помощью Гугла, и оказалось, что это онкология.
Ну и дальше походы в институт рака, операция, химиотерапия, лучевая терапия. Это довольно системно повлияло на организм. Поэтому все, кто сейчас это переживает, или ваши близкие переживают, знайте, что это влияет не только на внешность, но и на внутреннее состояние.
Плюс у меня вырезали несколько органов, соответственно это терапия, которую надо заменять. Гормональная терапия, которую назначали бы при моих обстоятельствах, невозможна, потому что это может вызвать рецидив рака. Соответственно куча таблеток рядом со мной всегда, как поддерживающая история, потому что я уже не становлюсь моложе.
Уже прошло много лет, организм адаптировался, но со всем тем я не являюсь здоровым человеком хотя бы потому, что у меня отсутствуют несколько органов, которые имеют свои определенные функции в гормональной системе и системе кровоснабжения.
– Во время лечения ты применяла медицинский каннабис для облегчения каких-то симптомов.
– Да. Это был каннабис в виде масла, которое содержалось в капсуле, и капсула была частью такой электронной сигареты. Это очень крутой способ обезболивания. Это работало просто исключительно хорошо.
У этого не было побочного действия, кроме того, что тебе хотелось есть. И я очень рада, что в нашей стране есть доступ к медицинскому каннабису в науке и медицине.
Это не только для онкобольных, но и для гражданских, и военных без разных диагнозов в рамках успокоения, нормализации сна, тревожных состояний.
Если говорить о большей дозировке в период, когда тебе плохо, надо масштабное обезболивание. В частности, друзьям, которые после ампутации конечностей, больших операций, я приносила им, и это очень сильно помогало. Дозировка играет большую роль, но об этом можно с врачом посоветоваться.
– Ты говорила, что на момент столкновения с болезнью была сильнее, чем ты есть сейчас. Какие основные жизненные уроки, выводы ты вынесла для себя после заболевания, которыми руководствуешься до сих пор?
– Мы должны избавиться от всех токсичных людей вокруг, которые не держат слово, если они что-то пообещали. Это вызывает хаос и постоянное напряжение в ваших отношениях. Будь-то ваш парень, или подруга, или коллега.
Второй момент: мы должны доверять себе, помнить, что жизнь слишком коротка, чтобы обращать внимание на то, кто что о вас скажет. Поэтому я советовала бы всем, если говорить о личностных каких-то вещах, находиться больше внутри себя, своих отношений и не выносить это на общественное обсуждение, социальные сети.
Для меня это проявление слабости, когда люди в социальных сетях обсуждают личностные отношения, и это все играет негативную роль в восприятии и отношений, и самих себя.
И последний момент - неизвестно, что будет завтра. А в нашем случае неизвестно, что будет сегодня вечером. Поэтому это так тупо тратить время на уныние, на домыслы, на тех людей, которые не стоят этого времени, на страх рискнуть и что-то не сделать, хотя мог бы.
Мы живем во время неопределенности, ничего не уверенно и ничего не окончательно. Вот когда не живой, то уже все окончательно. Пока этого момента не наступило, радуйтесь жизни, живите на полную, ничего не бойтесь. Прыгайте, парашют откроется со временем, когда вы прыгнете. Окружите себя людьми, которые любят вас, которые уважают, ценят, заботятся о вас.
Если в вашем окружении есть те, с кем вы тащите этот чемодан, а он пустой и вы просто его почему-то тащите, хотя причин для этого нет, положите этот чемодан в папку прошлое в своей голове и нажмите кнопку Delete. Это касается абсолютно всех моментов в жизни.
Янина Соколова избегает разговоров о личной жизни, однако недавно стало известно об их отношениях с Валерием Харчишиным (фото: Виталий Носач / РБК-Украина)
– Как твои дети относятся к твоей публичности? Они видят заголовки, комментарии. Что говорят?
– Да, дети видят заголовки и комментарии. Дети довольно в теме относительно моего отношения к публичной личной жизни. Они знают, что я категорически этого не люблю и не желаю подсвечивать эту тему.
А когда это происходит не по моей инициативе и не по моему желанию, то безусловно это у них вызывает грусть и непонимание, почему вдруг это происходит.
Наши СМИ часто показывают себя крайне низко, искажая заголовки и делая огромный вред отношениям людей, которые этого не заслуживают, только ради того, чтобы кто-то кликнул на их страницу.
Так работает большая медийная машина масс-маркета во всем мире. И это конкуренция, но личная жизнь, мне кажется, не та тема, в которой нужно делать то, что вы делаете.
Дети мои прекрасные. Они умные, смелые, патриотичные, они настоящие украинцы, которые с рождения воспитаны в национально-патриотическом ключе, которые с рождения говорят на украинском языке.
Для меня это важно, потому что я выросла в Запорожье, в русифицированном городе, в русскоязычной семье. И это для меня было принципиальным моментом. И я рада, что мы это с моим бывшим мужем сделали.
Хотя я даже была инициатором в 2010 году, когда родился мой старший сын Николай, чтобы мы на двух языках говорили, чтобы больше языков знали. Слава Богу, мой тогдашний муж сказал мне: "Это глупость, давай лучше на украинском". В конце концов он был прав.
И сейчас, по моему мнению, в украинском обществе спящая вата проснулась, расправила плечи и по-хамски шагает по нашим городам. И в подростковой среде это достигло очень плохих масштабов.
Я это вижу по истории своего старшего сына и его коммуникации с его одноклассниками, которые говорят в основном на русском, потому что в их семьях из центральной части Киева говорят на русском языке. И я счастлива, что мои дети с рождения говорят, думают на украинском, потому что у них чип этот заложен.
И даже, если мой Николай переходит на русский с ними, потом, когда мама говорит: "Давай заканчивай вашу игру", Николай возвращается к своему родному языку и никогда не перейдет в этот идеологически-ватный мир ментально.
Он может фрагментарно, особенно в этом подростковом возрасте, еще на протестных движениях внутри семьи. Надо же показать, что ты взрослый. Он может это сделать. Я с пониманием к нему отношусь, хотя осуждаю и говорю ему, что это плохо, ты должен сам внушать, как делает твоя мама.
– Ты сказала, что твои дети не любят и не понимают, когда мамино личное вытекает не по ее инициативе. И рассказывала, что приоткроешь эту завесу публике, которой на самом деле интересно, когда на это будет решение. Когда Валерий Харчишин опубликовал пост, где рассказал о ваших отношениях, это решение было инициировано с его стороны, или это было ваше совместное решение?
– Я не комментирую свою личную жизнь, ни с кем. Я просто не комментирую свою личную жизнь. Это мое право, и оно довольно устойчивое. Если это будет ответом на ваши вопросы, то я скажу, что я последние три года не комментирую свою личную жизнь. Я об этом говорила и в рамках своих отношений, и публично. Это все, что я могу ответить на это.