Как живут николаевцы в своем стальном городе, что происходит на водогонах на границе области, как коммунальные службы решают вопрос с водой и как выглядит стойкий Николаев после обстрелов, – в репортаже РБК-Украина.
Николаев, будучи прифронтовым городом, напоминает монолитную сталь, вылитую по форме кварталов, проспектов и парков. И россияне ломают об эту сталь свои копья.
После освобождения Херсона в Николаеве, который стоит между ним и лакомой для оккупантов Одессой, стало гораздо спокойнее, о чем говорят и сами местные. Можно не бояться РСЗО, но хорошо известные николаевцам С-300 все еще могут сюда достать. Кроме того, вопрос воды, спустя более чем полгода после подрыва водопровода, продолжает быть как никогда актуальным.
Как живут николаевцы, что происходит на водогонах на границе области, как коммунальные службы решают вопрос с водой и как выглядит стойкий Николаев – в репортаже РБК-Украина.
У Николаева много эпитетов. Его называли "городом корабелов" в советские времена, бандитским в девяностые, даже "абортированным" Санкт-Петербургом из-за схожего плана градостроения. Сегодня он – форпост юга, главная крепость у Черного моря.
Город обстреливают с первых дней российского вторжения. Россияне пускали в ход все, чем могли достать – реактивными системами залпового огня били по жилым кварталам и остановкам. Ракеты залетают в университеты и школы. Иранские "мопеды" попадают по домам. Город стоит.
Мы зазжаем в область, подъезжаем к блокпосту, привычно выключаем фары и открываем окно. Военный проверяет документы, потом отходит на пару шагов и смотрит на нашу машину – двухместный "смарт". Мужчина, не скрывая улыбки, кивает на авто и спрашивает:
– И сколько она ест бензина?
Мы улыбаемся. Николаевская область встречает радушно, словно старый приятель. Местные такие же суровые, как и любопытные – если интересно, они обязательно спросят. Мы едем дальше, немного путаемся в дороге, нас выручают все те же военные на блокпостах. Около 8 вечера въезжаем в город и окунаемся в полную, непроглядную тьму.
Вечером Николаев освещают разве что фары машин и фонари редких прохожих. За час до комендантского, который в городе наступает в 22:00, улицы окончательно пустеют и чернеют, напоминая старую детскую страшилку "В одном черном-пречерном городе". Свет не горит даже в окнах – горожане завешивают их для светомаскировки и сохранения стекол от взрывной волны. В любом жилом дворе ты оказываешься в абсолютной тьме.
Утром вместе с сотрудниками местного "Водоканала" едем на водогон. Во время оккупации Херсонской области и части Николаевской россияне успели подорвать водопроводную трубу в нескольких местах. В попытке провести местным хоть какую-то воду, "Николаевводоканал" заполнил систему города солоноватой водой из Днепро-Бугского лимана. Тяжелая для труб, практически неочищенная вода ускорила корозию системы.
Отсутствием воды по несколько дней-недель в Николаеве уже мало кого удивишь – порывы труб стали обыденностью. По словам коммунальщиков, в общей сложности, в замене нуждаются более 240 километров труб. А пока рабочие чинят систему, походы за водой для местных стали привычной рутиной.
Остановившись у "Водоканала", мы общаемся с николаевцами, которые пришли сюда к скважине. За время войны люди приспособились, купили себе "кравчучки", специальные ручки на бутыли, чтобы было удобнее, большие промышленные мешки, которые забрасывают на плечи и несут домой добытую воду.
– Солнышко, мы ведь не хотели войны, – говорит женщина, укладывая баклажки в сумку на колесиках, – Мы хотели жить себе спокойно. В Украине. А они пришли.
Стоящие рядом женщины кивают, а одна, выпрямившись, смотрит на нас и тихо добавляет: "И их переживем".
Пока едем по городу, общаемся с местной жительницей Ириной, которая согласилась нас везти.
– Возле "Водоканала" вода из-под земли течет, это у вас порывы прямо рядом с предприятием?
– Ой, они везде! У нас тут шутят, говорят: "Деньги текут по улицам". И смешно и грустно.
Мы едем на границу Николаевской и Херсонской областей. Для ремонта труб работникам "Водоканала" нужно выезжать на недавно освободившиеся территории. Пока что там находятся только военные, "стабилизирующие" обстановку, и ремонтные бригады, у которых свой "фронт работ" и свои жертвы от мин.
Ремонт взорванного россиянами водопровода "Днепр - Николаев" производится сразу в нескольких местах. Путь туда пролегает грунтовыми дорогами вдоль заросших бурьяном полей. Оккупанты ушли, но здесь все еще опасно, все усеяно минами и боеприпасами. Саперы успели расчистить только те дороги, которые ведут к местам для работы коммунальщиков.
Чем дальше вглубь степей, тем отчетливее и наглее следы россиян. Ракеты, воткнутые в землю, островки выжженой травы. Здесь, где виднеется заброшенный блиндаж и мусор вокруг, они окапывались, здесь прошлись по селу – вдоль его улиц не осталось ни одного уцелевшего дома. А здесь, где вдруг по линии горизонта вырастает сожженная бронетехника, они, наверное, погибли.
На первой "точке", возле Херсонской области, мы останавливаемся и выходим из машины. "Только по дорожкам! – кричит нам один из работников, – здесь все в минах!".
Мы осматриваемся и видим почерневший БТР, на котором еще угадывается раскрас оккупантов, блиндаж, вырытый прямо в холме, кучи мусора. Разбитые бутылки из-под спиртного, банки от энергетиков, пакеты.
– Здесь были буряты, – нам объясняют, – Перед уходом они тут все заминировали.
Основная работа происходит на холмах – там уже варят новую часть трубы. Все, что вокруг, усеяно флажками саперов. Здесь зарыты снаряды, часть хвоста одного из них мы видим прямо у себя под ногами. Нам говорят, что накануне тут взорвался грузовик с работником "Водоканала", – мужчина, к счастью, выжил.
Ходить можно только по тонким протоптанным дорожкам, которые размывает в дождь. Мы смотрим на холм, где быстро перемещаются коммунальщики. По ним видно – они адаптировались к тому, что опасность на расстоянии одного неверного шага. Это восхищает и пугает одновременно.
Коммунальщикам раздают обеды, они живо спускаются с холма, ловко лавируя между флажками. Хочется закрыть глаза, смотря на них.
На второй точке нас встречает директор "Николаевводоканала" Борис Дуденко. Он приветливый, сразу ведет к месту, где подорвали трубу. Здесь тоже есть мины – в прифронтовых зонах надо привыкнуть к мысли, что гипотетически мины есть везде. Но на второй локации их гораздо меньше.
– Это были умышленные подрывы. Это не просто попадание снаряда, это умышленно было сделано. В одной из камер мы даже нашли ящик тротила, который не взорвался, – рассказывает собеседник.
Поднимаемся к трубе – она вывернута наизнанку. Взрыв был такой мощный, что треснула задвижка, которая находится в паре метров. Дуденко на вопрос о том, когда воду запустят в город, мотает головой. Прогнозы давать тяжело.
– Сейчас погода нам позволила, мы быстро начали делать. Но погода портится, будем смотреть, насколько это возможно, чтобы сама технология была соблюдена. Плюс, саперы нас иногда просят, чтобы мы отошли, делают подрывы. Им надо делать свою работу.
Начинается дождь. К точке подвозят обрезанный цилиндр трубы. На площадку грузовика заскакивает стропальщик, цепляет на трубу крюки, спрыгивает. Цилиндр пролетает над нашими головами и приземляется рядом с местом, где его позже приварят.
– Вам не страшно? Здесь все в минах.
– Не боится только больной человек. Но делать надо.
Нас зовут пообедать с рабочими, мы отказываемся – горячий суп им сейчас более необходим.
Пока едем в город, невозможно не думать о том, насколько обыденной для этого места стала война. Прошло всего 9 месяцев с начала вторжения. В историческом разрезе это ничто, а люди привыкли. Коммунальные службы в мирное время заключали договоры с Евробанком, получали кредиты на замену всего водопровода. Выбирали трубы с самым современным покрытием, гарантии, улицы, где их установят в первую очередь.
Сегодня эти же люди едут в поля, роют землю, лавируя лопатами между мин и снарядов. Срезают вывернутые наизнанку куски железа. Едят суп под дождем возле блиндажей бурятов. Кто бы в это поверил, скажи им об этом пару лет назад...
Мы попадаем в город, пока еще светло. Нас двое корреспондентов – киевлянин и жительница Николаева. Мы постоянно спорим друг с другом, проезжая центр и прилегающие к нему улицы, где лучше живется – в столице или в небольших подобных городах.
–У вас тут очень уютно и тихо.
–Да у нас сходить некуда.
–А мне нравится. У вас красивый центр, работают магазины и рестораны, днем улицы не превращаются в одну сплошную парковку.
Ирина, тем временем, останавливается у разрушенных зданий – их много, они разные, но схожи в одном – от них как будто откусили куски. Университеты, школы, жилые дома. Они так буднично вдруг появляются на дорогах и проспектах, что по началу не веришь своим глазам. Магазин, церковь, торговый центр – часть школы. Автомойка, кафе, проспект – каркас жилого дома. Мы выходим, фотографируем.
Здесь на подоконнике, который чудом уцелел, кто-то поставил цветы. Внизу, на битых кирпичах, оконных рамах, тряпках стоит целая советская тумба под телевизор. Она настолько домашняя, что выглядит на улице странно и неуместно.
– Я когда слышу взрывы, мне неважно, где они, мне надо сразу домой к своему ребенку, – говорит Ирина, смотря на дом.
В этом здании, когда в него попала ракета, погиб мальчик. 11-летнего ребенка вытащили из-под завалов еще живым, родители облегченно расплакались, проводили его до скорой, уехали с ним. Весь город собирал ему деньги, а вечером выяснилось, что он умер. Так россияне мстили за то, что не могут проникнуть в Николаев.
Мы благодарим Ирину, прощаемся и идем дальше. У обстрелянного артиллерией здания стоит военный. Он курит и пьет кофе в картонном стаканчике.
– Можно вас сфотографировать? Мы из новостного издания, пожалуйста.
Военный стеснительно улыбается, убирает сигарету. Мы делаем пару снимков и благодарим мужчину.
Центр города – это здания, зашитые в фанеру, стоящие вдоль длинной пешеходной улицы, метки от снарядов на асфальте, напоминающие по силуэту солнце. Поначалу кажется, что в Николаеве тихо. Жизнь если не остановилась, то сделала паузу. Но потом на улицах зажигаются кофейни, люди идут в парки, сидят на скамейках у недавно зарытых воронок, продают цветы, фотографируются. В этом городе активно пульсирует жизнь, просто в непривычном для мирных ритме.
После деоккупации Херсона в Николаев возвращаются люди, заново обживаются в знакомых и не очень районах. А те, кто и не уезжал, объясняют свой выбор иррационально и просто одновременно – им тут легче. Об этом же нам говорил и Борис Дуденко, будучи на водогоне.
– Я поймал себя на мысли, что мне спокойнее в Николаеве. Да, здесь громко. Там, где я живу, одна ракета взорвалась в 50, вторая в 500 метрах от дома. Но у меня ощущение, что у меня это под контролем. Я вижу взрывы.
Световой день подходит к концу, желто-бордовые от палого листья улицы медленно сереют. Для николаевцев прошли еще одни сутки, когда они не видят и не слышат взрывы. Стальной город остается таким же гордым и выпрямленным, как и каждый, кого мы тут видим. Здесь уже победила жизнь – осталось победить врага.