История пограничника "Движа", который прошел бои в Мариуполе, видел жизнь в бункерах "Азовстали", а также пережил плен и вспомнил день, когда впервые за три года смог позвонить маме. Подробнее – в материале РБК-Украина.
Встретил полномасштабное вторжение на катере, охраняя морские границы Украины. В 20 лет оказался в эпицентре боев за Мариуполь. После штурма школы и обороны "Азовстали" получил тяжелое ранение и попал в плен, который длился почти три года. Это история молодого ветерана с позывным "Движ".
Плен он прошел в колониях на оккупированной территории, где пережил избиения, унижения и теракт в Еленовке. И только пять месяцев назад вернулся в Украину в рамках обмена.
Он родился в Мариуполе. Город моря, портов и соленого ветра. Во дворе всегда пахло рыбой, а из окон часто видно было корабли, которые отходили в дальние рейсы. В этом же городе он окончил морской лицей. Дорога вроде была понятна: торговый флот, работа в море, океанские рейсы. Но в сердце жила другая тяга. "Я был молодой, горячий. У меня уже много друзей были на войне. Хотелось быть рядом, тоже участвовать в этом", - объясняет парень.
24 февраля 2022 года война застала его не дома. "Движ" нес дежурство на катере в Бердянском районе. "Мы охраняли государственную границу Украины. И так все началось".
В городе тем временем все менялось. Автобусы и троллейбусы становились баррикадами, люди сами копали окопы. "Война с 2014 года, а обороны вокруг города не было. Это было очень грустно". "Движ" видел разницу между тем, как его командиры воевали "по бумагам", и тем, как работал "Азов". "Там все равны. Ты приехал на позицию - вы уже побратимы. И я решил слушать только их".
На одной из зачисток он встретил "азовцев". Командир с позывным "Кэп" предложил перейти к ним. "Я моторист, ничего не знаю, но готов. Научите", - ответил "Движ". "Кэп" обещал научить, но через неделю погиб. "Очень хороший человек был. Он нас поддерживал", - тихо говорит он.
Это был настоящий бой, который остался в памяти навсегда. Состоялся он в центре города - в школе. "Движ" с побратимами пробирался туда через простреливаемые улицы, дворы, крыши. "Мы перелезаем через заборы, через крыши. По улице идти нельзя - она вся простреливается".
Когда они добрались, то зашли во двор. "Я вижу школу. Она П-образная. Внутри двор. Крики, взрывы, стрельба, все горит. Мы забегаем внутрь. Первое, что я вижу - это 200-й".
В холле ребята кричат: "Кто на БК, кто на поддержку!" А он стоит и не знает, что делать. "Я же моторист. У меня паника - не от страха, а от того, что я не знаю, что делать". Объяснять некогда. Рядом азовец выходит прямо в холл и начинает отстреливаться стоя, через окно. "Я такое видел только в кино".
Тогда он понял: если стоять в ступоре, то конец. "Я занял позицию на окне. Начал смотреть, контролировать. И почувствовал: я тоже что-то делаю".
На второй день "Движ" контролировал работу вражеского танка, и в какой-то момент пушка выстрелила в место, где был он. Взрыв разнес лестницу под бойцом. "Я почувствовал, как задыхаюсь. Не могу двигаться. Понимаю, что все. И тут прибежали "Гренка" и "Кабина". Они кричат, вытаскивают меня из-под завала".
Его руку зафиксировали куском плинтуса. "Гренка" наложил шину, примотал. Ему было всего 18 лет. Он носил на плечах раненых по 90-100 кг. А мне спас жизнь".
Когда "Движа" эвакуировали из-под школы, он еле держался на ногах. Рука была перебита, в голове стоял звон после взрыва, тело немело. "Газель", которая должна была вывезти их из боя, ломалась под обстрелами. Водителя подстрелили. Снайпер бил по машинам, дороги простреливались.
"Я лежал на земле и думал о маме, о сестре. Было ощущение, что дальше уже некуда. И тут из темноты ворвались два буса "Азова", накрыли дымом, схватили нас и вытащили. Это второй раз они спасли мне жизнь".
Его привезли на "Азовсталь". Там зафиксировали руку, поставили капельницы, подняли на третий этаж. "Я ничего сам не мог. Даже в туалет - ребята носили на руках". Оттуда началась новая жизнь - под землей, в бетонных внутренностях завода, где грохот ФАБов становился будильником и колыбельной одновременно.
Бункеры "Азовстали" были похожи на лабиринты: длинные коридоры, подвалы, металлические балки и запах ржавчины, смешивавшийся с запахом лекарств и крови. Постоянно гремели бомбы. Каждый день ощущался как последний. "ФАБы падали так, что трясло все тело. Мы переходили из укрытия в укрытие. Где-то оставалась огромная воронка, и мы уже знали: туда лучше не возвращаться".
Здесь люди держались друг за друга. Ели то, что удавалось найти или разделить. "Космос", боец "Азова", переделал мне неправильно наложенную лангету и заставил разрабатывать руку. Сказал: "Иначе останешься без руки". И я, сжимая зубы, разрабатывал".
Он запомнил один эпизод навсегда. В хранилище был только один "Сникерс". "Космос" взял его, разрезал на десять кусков и раздал всем раненым. "Это мелочь. Но это те моменты, которые не забываются. Тогда понимаешь: мы живем не потому, что имеем что-то, а потому, что делим последнее".
После выхода из "Азовстали" колонна автобусов двинулась на Еленовку. Им говорили: "Вы будете в лагере для военнопленных, по Женевской конвенции. Будет Красный Крест, будет связь с родными. Все будет нормально". Когда же колеса автобусов остановились у ворот колонии, "Движ" увидел решетки, башни и колючую проволоку. "Я говорю: Боже, что это такое? Это же тюрьма".
Их встретили жестко. "Давайте, все выбрасывайте!" - кричали надзиратели. Срезали шнурки, обрезали цепочки, выбрасывали личные вещи. "Ты выходишь - и чувствуешь, что ты уже не человек, а какая-то вещь". Заселяли в бараки так, что в проходе можно было стать только одной ногой. На одном матрасе спали по трое-четверо. Воздух был спертый, люди болели, но места не добавляли.
Питание было символическое. "Мы видели только коробки с гуманитаркой, которые стояли на складах. А саму гуманитарку - нет. Один раз: зубная паста на двадцать человек, туалетная бумага по десять метров на каждого. Пять станков на шестьсот человек. Вот и все".
Самым страшным стал теракт в Еленовке в июле 2022 года. Барак, где погибли десятки азовцев, стоял прямо в нескольких десятках метров от того, где держали "Движа". Он проснулся от взрыва, услышал крики и запах гари. "Там были мои друзья. "Космос", который мне руку ремонтировал, остался там навсегда". Тех, кто хотел броситься спасать побратимов, конвоиры отгоняли угрозами. Для "Движа" эта ночь стала одной из самых тяжелых в плену.
Затем был этап в Горловку. Их перевозили в автозаках - металлических клетках для уголовных заключенных. "Я думаю: мне 20 лет, а я еду в автозаке, как преступник". При въезде в колонию их заставляли выходить по одному. Первого, кто выбегал, сразу забивали дубинками. "Ты стоишь в очереди и слышишь: два-три человека - и твоя очередь. Ничего не сделаешь. Надо принять и вытерпеть".
В колонии жизнь превратилась в рутину унижения. Каждый пленный имел "бирку" возле кровати: фото, год рождения, подразделение. Фото делали сразу после избиения, с номером. Если бирки нет - "сюда" и новый шмон.
Каждый день начинался с гимна России. Заключенных будили еще до рассвета, выстраивали на плацу. "Пой!" - кричали. Кто-то забывал слова от страха, кто-то терялся - били дубинками. Потом заставляли петь советские песни: "Катюша", "Смуглянка": "Третий куплет, вторая лента!" - кричали. Ты стоишь, в голове пусто. Ошибся - бьют. И ты уже не знаешь, что страшнее - дубинка или твой отключившийся мозг".
Их заставляли выполнять бессмысленные наказания: "Приседать кругом по сто раз. Стоять на солнце без еды. Были ребята раненые, с осколками внутри - они теряли сознание, а их поднимали и снова заставляли петь".
Особенно тяжелыми были допросы. Его вызвали в "кабинет". Там сидели ФСБшники, оперы, "вертухаи". Показывали фото: приемка в Еленовке, где он в мультикамерной куртке с табличкой и номером. "Ну что, азовец? Рассказывай, где был. Кто с тобой. Считаешь их героями?" Он отвечал: "Да. Как я могу не считать героями тех, кто дважды спас мне жизнь?" - и тогда начиналась процедура пыток.
На 9 мая 2024 года ему сломали руку. Удар дубинкой по локтю, сильная боль, рука посинела. "Я прошу: дайте помощь. Они говорят: будете в своей Украине лечиться. Здесь вы только для того, чтобы не сдохнуть". В медпункте отказали. Тогда побратим сделал ему самодельный гипс из картона от коробки зубной пасты и замотал бинтом. "Вот был мой гипс в плену. Так я и ходил".
Три года прошли, как один бесконечный день. "В плену ты теряешь ощущение времени. Год или месяц - разницы нет. Ты просыпаешься и думаешь только об одном: выжить".
Прошло три года. Однажды вечером его вызвали в штаб. "Надевай форму", - сказали. Его сфотографировали в форме и в нижнем белье. Он знал, что это означает - обмен.
"Все, братуха, ты на обмен наконец-то", - сказали ребята. Автобус, самолеты, граница. "Я сижу, смотрю, неужели вот и все. С той стороны заходят наши в мультиках, с шевронами. И тогда я уже поверил, что мы дома".
Его завернули во флаг. Он впервые за три года позвонил маме. "Добрый вечер, мы из Украины. Мама, я вернулся". По дороге везде стояли люди: дети, старшие, даже люди с инвалидностью на колясках. "Вас встречает сейчас вся страна", - сказали им. Он плакал.
Самое сильное воспоминание на свободе - простая еда. "Котлетку я поел первый раз за три года - круто". Потом взял в магазине булочку и ряженку. "Я ряженку люблю. Как в прошлой жизни: перед службой брал ряжаночку и булочки".
Но увольнение не стало концом борьбы. Начались лечение, реабилитация. Контузия, гематома. Военная комиссия решила: к службе с ограничениями не допускают. "Или я иду в отдел спецдействий, или никак. На дворе война, а я с палкой?"
Психологически было не легче: ПТСР, лечение в психиатрическом стационаре. Но он нашел свой способ быть нужным. "У меня есть ребята из "Азова". Я делаю донаты, поддерживаю. Это не конец. Я живу - значит, делаю все для победы".