Готовит ли Россия новое наступление, сколько вражеских войск сейчас в Беларуси, может ли Запад прекратить помощь Украине и какие у нас шансы завершить войну в следующем году – в интервью РБК-Украина рассказал глава Украинского центра безопасности и сотрудничества, советник Минобороны Сергей Кузан.
Военно-политическое командование Украины в интервью иностранным медиа прогнозирует очередное наступление россиян в начале следующего года. Для этого агрессор может привлечь к боевым действиям Беларусь.
Фактически недостатка живой силы у Москвы нет, даже без прямого участия беларуской армии. Есть другая проблема – нехватка вооружения, с которой они уже сталкиваются сегодня как непосредственно на фронте, так и во время обстрелов украинской территории.
Есть ли у России план-Б, если провалится их намерение заморозить украинцев, возможно ли новое наступление агрессора и замедлил ли Запад поставки оружия – в интервью РБК-Украина рассказал глава Украинского центра безопасности и сотрудничества, советник Минобороны Сергей Кузан.
– Немало разговоров о возможном новом наступлении россиян в январе – марте следующего года. Вы верите в возможность такого сценария?
– Я точно знаю, что у россиян есть такой план. Он является логичным продолжением той большой стратегии, которую Кремль пытается реализовать еще с 2014 года. Ее цель – свержение демократически избранной власти в Украине. Инструмент достижения этой цели – это гибридная война, предполагающая применение и политических, и экономических, и информационных рычагов влияния, а также военную операцию. Россияне стремятся ликвидировать украинскую государственность и уничтожить украинский народ.
Кремлю это не удается, поэтому он будет продолжать склонять все стороны к определенному формату перемирия, чтобы хоть как-то прекратить боевые действия. Однако не следует вводить себя в заблуждение: они это делают только для того, чтобы выиграть больше времени, подготовить мобилизованных, провести с ними боевое слаживание и снабдить их техникой. В то же время, в России нет свободной техники, которая бы просто где-то стояла и которой можно было бы обеспечить новые подразделения. Для этого следует провести длительную процедуру расконсервирования, провести ремонтные работы и после этого эта техника сможет по крайней мере сдвинуться с места.
Наше командование высчитало, сколько россиянам необходимо для этого времени. Это примерно два месяца только для учебы. В общем, можно говорить о 2-3 месяцах. То есть возобновление масштабного наступления, очевидно, есть в планах россиян. В то же время, наше командование знает о намерениях врага. Поэтому Силы обороны Украины продолжают системно уничтожать по 400-500 оккупантов и вражескую технику в сутки – то есть один полноценный батальон, а украинское руководство не ведется на уловки Кремля, откинув любые перспективы переговоров по перемирию с террористами.
– Правильно ли я понимаю: если не будет заморозки боевых действий, то россияне не смогут подготовить этих мобилизованных и успеть расконсервировать технику до марта, когда может произойти потенциальное новое наступление?
– В общем, правильно. Но здесь еще один фактор – темпы поставки оружия для Украины. Заморозка – это когда и мы не можем продвигаться, и у них нет сил. Если у нас будет достаточное количество оружия для того, чтобы наносить противнику значительное поражение, дальнобойное оружие, мы будем заставлять их постоянно закрывать телами провалы на фронте и, соответственно, тем самым срывать планы врага.
И чем больше у нас будут темпы поставки западного вооружения, тем быстрее мы сможем сорвать эти и другие планы врага. Соответственно, чем они будут меньше, тем больше мы дадим врагу возможностей накопить и провести еще какую-нибудь наступательную операцию. Они стремятся победить нас в темпах подготовки.
– Если говорить о потенциальном наступлении, то какое это может быть направление удара? Вы допускаете, что это может быть второй поход на Киев?
– Абсолютно допускаю. Они понимают, что на фронтах у них преимущества нет. Они продолжают давить количеством, причем только в Донецкой области. Это, условно, направление от Марьинки к Бахмуту и Соледару. На всех других участках у них нет инициативы.
Россиянам нужно переломить ход войны и сделать что-то, что кардинально изменит расстановку сил на фронте. К примеру, возможен поход на Киев, удар по западным регионам, ведь именно там проходят пути поставки иностранной помощи. И в условиях активизации боевых действий мы, конечно, будем более зависимы от этой помощи. Поэтому она должна поступать непрерывно, без нарушения логистики. Несмотря на то, что у россиян больше оружия, именно благодаря тому, что мы перебиваем их логистику, мы фактически их сковываем. Эта стратегия блестяще сработала в Херсонской области.
Они понимают, что им нужно сделать что-нибудь резкое. И их главная политическая задача – это столица. Кстати, обратите внимание на последние ракетные удары и атаку "Шахедами" – большинство из них летело именно на столицу. Хотя большинство военных объектов сконцентрированы совсем не в Киеве.
Если предположить, что будет угроза такого наступления и что они смогут мобилизоваться, они вполне могут поставить себе как главную цель – Киев. Но, возможно, не его захват, а нанесение ударов, разрушение и т.д.
– Для возможного похода на Киев, очевидно, россиянам понадобится территория Беларуси, а может быть, и беларуская армия. Есть ли у вас данные, сколько российских войск сейчас находится в Беларуси?
– Сейчас, по разным данным, там есть от 9 до 10,5 тысяч. Но это именно российские войска. Если еще, например, взять беларускую армию – не всю, а именно боеспособные подразделения, кроме службы снабжения, канцелярии и т.д. – еще 15 тысяч они могут поставить под ружья. Но есть проблема и с первой, и со второй цифрой.
Что касается российской армии – это все же мобилизованные и это не те подразделения, которые еще в феврале атаковали нас. Они используют беларускую военную инфраструктуру для обучения мобилизованных, для размещения. А у беларусов по наследству от Советского союза осталась достаточно серьезная военная инфраструктура. Даже если этих мобилизованных вышколят до конца зимы, их все равно будет трудно назвать профессиональной российской армией, сравнивая с нападавшими на нас в феврале войсками.
Относительно беларусов, их армия не понесла потери, поскольку не принимала прямого участия в войне. Но есть важный фактор – их готовность убивать. Далеко не у всех беларуских военных есть моральная готовность воевать против украинцев. Этим беларусы очень отличаются от россиян, потому что у россиян уже прошла эта стадия "обольщения" украинцев. Они нормально воспринимают то, что нас нужно убивать, издеваться над нашими детьми, женщинами.
Поэтому непонятно, как поведет себя беларуская армия при вступлении в войну. На самом деле они могут сдаваться нам в плен целыми подразделениями вместе с техникой. А это ослабит Лукашенко. И, в общем, это может изменить расстановку сил в самой Беларуси. Потому и Лукашенко не хочет вступать в войну с Украиной.
– Возьмем 15 тысяч белорусов и 10 тысяч россиян. В открытых источниках была цифра, что в этой союзной группировке может быть ориентировочно 20 тысяч россиян. Если взять даже 20 тысяч россиян и еще 15 тысяч белорусов – это 35 тысяч и это все равно даже меньше, чем та российская группировка, которая заходила в Украину в феврале и потерпела поражение. Тогда вроде бы было 40 тысяч. Какая цифра вражеских войск на территории Беларуси может выглядеть для нас тревожной и может свидетельствовать о потенциальном создании какой-то ударной группировки для наступления на наши северные области?
– Концентрация 30 тысяч – это уже будет основание для того, чтобы рассматривать такую группировку как угрозу и как ударную группировку. Есть военная логика, которая рассматривает самый худший сценарий и предусматривает варианты действий именно по самому худшему сценарию. Кстати, Главнокомандующий в недавнем материале также сказал: он озвучил разные сценарии, но их обязанность готовиться к худшему. Поэтому 30 тысяч также будут рассматриваться как угроза.
Вы правы, что с 30 тысячами они не возьмут ни Киев, ни другую область. К тому же у нас уже совсем по-другому обустроена граница. Там оборудованы фортификационные сооружения, ими занимался генерал Наев. Именно он раньше обустраивал фортификации по линии на Донбассе. По сути, на целых участках фронта эти сооружения остались даже практически после года полномасштабной войны. Поэтому россияне уже не смогут просто на марше зайти в глубь нашей территории. Мы их уже встретим прямо на границе.
– Почему, по вашему мнению, провалилась первая попытка россиян захватить Киев?
– Их ошибкой было недооценить мощь нашего сопротивления. Они не рассчитывали, что люди, еще вчера записавшиеся в терроборону, где-то получили элементарное оружие, будут участвовать в обороне своей страны. Ведь только в первые дни вторжения в территориальную оборону пришло 100 тысяч человек – это нонсенс для россиян, у них добровольцы так и не побежали к военкоматам.
Они себе посчитали, что есть столько кадровых подразделений ВСУ, Нацполиции, СБУ на территории приграничных областей, решили, что легко справятся, и на марше растянутыми колоннами начали заходить. К тому же они считали, что половина наших войск будет воевать, а половина сразу сбежит. И они не ожидали, что именно гражданское население будет сдавать оккупантов, отбирать у них оружие и сопротивляться.
Сейчас они уже это понимают и потому не будут так опрометчиво заходить целыми растянутыми колоннами без флангового прикрытия. Ибо раньше им отрезали голову, хвост, заблокировали колонны и просто расстреливали.
– Сейчас выглядит так, что россияне понимают свою неспособность победить на фронте и потому делают ставку на удары по энергетической инфраструктуре, воюя против гражданского населения. Так они хотят создать нам невыносимые условия в расчете на то, что народ будет подталкивать власть к переговорам. Но, видя, как украинцы держатся, ставка России может быть проигрышной. Какой тогда у них, по-вашему, может быть план Б или план В?
– У россиян действительно остался очень ограниченный арсенал действий. Они фактически перестали считать своими приоритетными целями наши системы ПВО, наши военные объекты. И да – они устраивают для нас гуманитарную катастрофу. Россияне рассчитывают на поставку иранских ракет и дронов. Они хотят наносить массированные удары, чтобы хоть как-то успеть создать гуманитарный кризис.
И тогда, по их замыслу, люди без воды, без тепла и света должны выходить на улицы и требовать от действующей власти прекратить эту войну любой ценой. Это обычная тактика, которую они применяли и в Афганистане, и в Сирии. Мы все это видели. И только об Украину сломалась их тактика.
У них в арсенале практически больше ничего не остается. Они будут достреливать свои ракеты. Сколько их у них будет – столько они будут стрелять. Они могли бы и все выстрелять за один раз, но у них нет достаточного количества именно пусковых установок: самолетов, кораблей – ракетоносителей, установок наземного базирования. Потому они выстреливают часть и готовят следующую партию ракет.
Этим кризисом они пугают не только наш народ, но и Запад. Потому что после того, как Украина будет в темноте, миллионы украинских беженцев просто заполонят европейские страны. Тогда местное население будет недовольно и просто свергнет свои правительства. Этот расчет тоже проваливается.
– Действительно ли наши союзники замедлили поставки вооружения для нас?
– Наши союзники рассчитывают свой план снабжения. Нам бы хотелось, чтобы каждый раз было все больше и больше западного вооружения. Но они идут по своему плану. Вооружение еще также нужно выработать, ведь не секрет, что у них самих оружия не так много, чтобы вести именно продолжительные войны. "Натовские" армии были рассчитаны на проведение молниеносных быстрых кампаний, а не на войны, которые продолжаются годами.
В первые месяцы войны было большее количество оружия передано. Сейчас запущены процессы, идет производство. Поэтому объективно есть определенное замедление. Но мы платим высокую цену, мы боремся, платим жизнями своих людей – значит, дайте нам часть своего национального вооружения. Чем быстрее нам его дадите – тем быстрее мы реализуем еще как минимум несколько успешных операций.
– Почему наши западные союзники, видя весь масштаб зверств России, и удары по энергетической инфраструктуре, и то, что российские ракеты или наши противоракеты залетают на территорию соседних государств, до сих пор сдерживают себя от передачи нам некоторых современных видов вооружения? К примеру, танков, истребителей, тех же ракет ATACMS или систем ПВО в нормальном количестве, а не по несколько установок.
– Нет никаких объективных причин, почему мы все это до сих пор не получаем. Это исключительно политические решения, и они не обусловлены никакими объективными факторами. Из тех действий, которые предпринимают западные правительства, мы видим, что есть политика войны. И эта политика, к сожалению, направлена на то, чтобы предоставить нам только оборонное оружие, например, только системы ПВО, Stinger, Javelline и т.д. – это не наступательное оружие, а также легкая бронированная техника вроде "Хамви" – ими, конечно, далеко не будешь наступать. То есть можно проводить какие-то отдельные наступательные операции, но ты не можешь освобождать свою территорию на "Хамви", когда против тебя идут танки Т-72.
Если посмотреть на заявления советника Байдена по вопросам нацбезопасности Джейка Салливана, то они заключаются в том, что США не должны дать Украине проиграть, а России выиграть. То есть заявления состоят не в том, что мы должны победить Россию. Это, казалось бы, такие мелочи, но они очень существенны. Вот когда мы услышим, что Украина должна победить Россию, выгнать ее армию со всех оккупированных территорий – тогда это будет первый сигнал того, что политика войны меняется.
– Недавно было еще заявление Блинкена о том, что их цель – помогать Украине вернуть захваченные территории после 24 февраля. Оно вносит определенные сомнения – одинаково ли мы видим окончание войны.
– Да, это правда.
– Допускаете ли вы, что в какой-то момент, когда мы будем заходить на территории, которые были оккупированы еще в 2014 году, США или вообще Запад нам скажут: "ну хорошо, но дальше вы сами"?
– Угроза есть всегда. Мы помним, что с 2014 года и Меркель приезжала, и Олланд. Они склоняли наше государство к подписанию "Минска". Помним, что "формула Штайнмайера" – это была просто формула поражения, капитуляции Украины и огромная победа России за счет интересов Украины. Сейчас мы видим, что заявления того же Штайнмайера кардинально другие. Мы видим, что уже и сам Шольц демонстрирует смену риторики, и общественное мнение во Франции тоже меняется.
На самом деле рядовому политику в Вашингтоне не важна политика в Украине, Берлине, Париже – ему интересны интересы своего государства. Никому кроме нас самих Украина не нужна, и справедливость в этой войне также никому, кроме нас самих, не нужна. Им же безразлично, будет ли под контролем Украины Донецк, Луганск, будет ли половина Украины по Днепру. Такие категории, как, например, Будапештский меморандум – это наивные попытки избегать этих дилемм, которые уже показали свою недееспособность.
Но что работает? Работает наше лидерство и принципиальность. Мы сегодня занимаем лидирующее положение среди всех свободных стран, на нас смотрят и ориентируются на наши заявления. Очень хорошую политику проводит наш президент в смысле коммуникации с западными обществами. Он прежде всего обращается к людям, ведь они интуитивно понимают, что нужно поддерживать народ Украины, потому что это справедливо, в отличие от некоторых политиков.
Так наша проактивность и принципиальность в желании освободить наши территории – это наш самый большой предохранитель от того, что некоторые западные лидеры скажут, что до определенного этапа они помогают, а после – мы сами. Поскольку мы сегодня заняли эту ведущую позицию – значит, мы имеем право апеллировать и к западным правительствам, и к западным обществам. И несмотря на то, хотят политики или нет, своей силы не теряют западные ценности – принципы свободы, демократии.
– Вы верите, что США в ближайшее время могут поставить нам системы Patriot?
– Я точно убежден, что они у нас будут. Но вопрос лишь в том, что сами эти системы – это сложные комплексы, сложное их перемещение. И их установка требует реально много времени, в отличие от других более простых мобильных систем. Это большой складной компьютер с ракетами. Как скоро это будет сделано – тяжело сказать и предсказывать в сроках.
– В иностранных медиа речь шла о том, что нам могут передать одну батарею этих систем. Какую площадь они могут закрыть?
– Это немного, 4-8 пусковых установок. Эти Patriot есть в разных модификациях, у них разнятся характеристики. Я не уверен, что у нас будет более новая модификация. Точная спецификация этих систем держится в секрете и это нормально. Если говорить очень в общем, то одна установка может закрыть участок радиусом в 100 километров и 20 километров в высоту. Это очень немного.
Но главное, что любая такая установка – это дополнительный пазл в мозаике. Это означает, что мы можем другую установку перебросить где-нибудь восточнее, на другой участок фронта. Что также важно, это система противоракетной обороны именно средней дальности, потому что те, что у нас есть сейчас – это все же установки малой дальности. И она способна сбивать баллистические ракеты.
То есть это огромный сигнал для наших западных партнеров, что мы уже работаем со сложным высокотехнологичным оружием, и после этого мы можем получать дополнительно такие установки. Нам нужно продержаться, пока к нам через эту западную политическую бюрократию будут поступать новые и новые образцы вооружения.
– Вы также упомянули об иранских ракетах. Есть ли основания полагать, что Иран уже принял окончательное решение поставлять россиянам баллистические ракеты или все-таки он еще колеблется?
– Еще колеблется. Уже давно была информация, что россияне ждут Fateh-110 и Zolfaghar. Что, мол, уже достигнуты договоренности, что они уже прилетели и т.д. Если бы эти ракеты уже были у них – мы бы об этом знали. Россияне бы уже их использовали. Shahed уже доехали, они меньше, их проще собирать, но незаметно ракеты доставить гораздо сложнее. Видно, что Иран сомневается.
Думаю, что Россия предложила им и ядерные технологии, хотя в целом речь идет только о передаче самолетов и вертолетов, как плату за эти ракеты. Это вполне логично, потому что, говоря о ракетах и беспилотниках, иранская промышленность в этом достаточно продвинута. А вот в отношении авиации они гораздо слабее.
Россияне же понимают, что они почти не могут использовать фронтовую или штурмовую авиацию в небе над Украиной – они не залетают на нашу территорию, в наше воздушное пространство, потому что мы сразу их сбиваем. Поэтому они используют только стратегические бомбардировщики, обстреливающие нашу территорию с расстояния.
– Была также информация, что России с оснащением или вооружением помогает Северная Корея – в том числе шлемы и снаряды. Известно ли вам еще о каких-то странах, поставляющих россиянам военную технику, оборудование и т.д.?
– Сейчас этот круг стран очень ограничен. Венесуэла или другие страны не могут помочь им. Страны Африки сами нуждаются в оружии. Россия выкупает там то оружие, которое она там хранила и передавала еще в советское время. Поэтому коалиция вокруг Российской Федерации сейчас очень ограничена. Главную роль в ней играют Иран и Северная Корея.
Есть еще отдельный сложный вопрос, который пытаются не трогать – непонятная роль Китая. Мы понимаем, что Иран – страна, которая 40 лет под санкциями, не может самостоятельно производить высокотехнологичное оружие без посторонней помощи. Поэтому я думаю, что этот вопрос пока обходят и не озвучивают, но к нему все равно придется вернуться, потому что Китай – стратегический соперник стран Запада, объединения AUKUS под лидерством США.
Конечно, идут какие-то формальные поставки от стран, через какие-то контрабандные схемы, через фирмы-прокладки идет поставка технологий, благодаря которым Россия продолжает производить оружие, дроны и ракеты. Перекрытие этих цепочек – это задача для всей западной коалиции, на это нужно время. Но за это время такие страны, как Иран и Россия, уже научились обходить эти санкции, кстати, в том числе с помощью Китая.
– Есть ли у вас версии, чем мы наносим удары по глубокому российскому тылу, по аэродрому "Энгельс" или по оккупированному Крыму?
– Мы помним, что официально мы не наносим удары по территории РФ. То есть официально до конца войны вы не услышите заявления от нашего военно-политического руководства, что мы где-то ударили. Относительно Крыма – это наша территория. Там мы действительно наносим удары и поражаем их аэродромы, технику, атакуем и надводными, и воздушными дронами.
Что касается "Энгельса" или других российских аэродромов – там мы не признаем нашей причастности. По "Энгельсу" или по аэродрому в Рязани это могли быть удары беспилотниками.
Хочу обратить ваше внимание на заявление министра Резникова, который сказал, что мы уже разработали семь видов беспилотников, и они уже проходят испытания. А самое лучшее испытание – это в режиме реальных боевых действий, во время войны.
– Допускаете ли вы такой вариант, что война в Украине может превратиться в замороженный конфликт? Или у нас все же есть возможность завершить ее в следующем году?
– Да, у нас есть все возможности, чтобы завершить войну в следующем году. Все зависит от того оружия, которое мы получаем. Оружие – это инструмент. У нас есть достаточное количество вышколенных подразделений, умеющих и знающих, что делать. И у нашего командования Объединенных сил также есть очень четкие планы по деоккупации каждой области, на каждое направление есть четкий план по освобождению.
Есть только один вопрос – мы не можем просто мобилизовать людей, вооружить их чем-либо и просто бросать на позиции, как это делают россияне, потому что это заведомо проигрышный вариант. Нам нужно укомплектовать те подразделения, которые сегодня формируются. Чем раньше они будут оснащены западным вооружением – тем быстрее нам удастся реализовать все наши планы по деоккупации. Это вполне возможно уже в следующем году.