За время большой войны в Украине разрушены не только города, но и жизни. Тысячи детей остались без одного или обоих родителей, многие видели войну вплотную: прятались от обстрелов, эвакуировались под взрывы, теряли родных. Какое детство во времена войны и что стоит изменить в системе государственной поддержки – в материале РБК-Украина.
Эти истории – о детях, которые потеряли. О тех, кто пытается дать им опору. И о реальности, в которой часто не работают стандартные подходы: где психолог не знает, что сказать, а государство не успевает подстроить систему под новые обстоятельства.
Николай потерял жену на "Азовстали" и остался с ее дочерьми, которых теперь воспитывает сам. Ольга из Мариуполя потеряла мужа во время бомбежек и сама вывозила сыновей из разрушенного города. Это не исключения – таких историй тысячи. Но за каждой из них – конкретные люди, боль, выбор и непростой путь дальше.
РБК-Украина рассказывает, как выглядит детство во время войны и как нужно менять подход государства к реабилитации детей, которые пострадали от боевых действий.
В 2019 году Николай познакомился с Мариной в полку "Азов". Она была известна как неприступная, сильная, с твердым характером, которая не подпускала к себе никого. Но Николай сумел найти путь к ее сердцу. "Забота, внимание, искренность – это сработало. Мы стали семьей", – вспоминает он.
Когда началось полномасштабное вторжение, Марина оставалась на "Азовстали". Их разговоры были короткими, но в каждом слове – жизнь. "Я спрашивал, как они там, держатся ли. А она говорила только одно: "Позаботься о детях", – рассказывает Николай.
3 марта он остался в оккупированном Бердянске. Ждал Марину, даже хотел предложить себя на обмен. А потом связь исчезла. Последнее сообщение, которое он получил от девушки: "Я тебя люблю. Береги детей".
Николай признается: тогда он впервые заплакал так, как никогда. Он сидел в темноте, смотрел на автомат и думал, что жизнь больше не имеет смысла. "Первая мысль: а что я без нее, а потом: а дети? С кем они останутся?", – вспоминает мужчина.
9 марта связь восстановилась. Николай подключился к Wi-Fi, несмотря на блокпосты и автоматчиков вокруг, и увидел сообщение от Марины: "Я жива, все хорошо".
Он упал на землю и заплакал во второй раз – на этот раз от облегчения. Но через несколько дней выяснилось: ее не стало. Марина погибла. Николай остался с ее дочерьми – и решил, что не имеет права сдаваться.
Николай захотел усыновить Лену и Аню. Для него это было естественное продолжение семьи, а не формальность. Однако система оказалась сложнее, чем фронт.
Биологический отец детей находится на оккупированной территории. Лишить его родительских прав невозможно. Признать пропавшим без вести можно только через 5 лет. Но за это время девочки вырастут, и усыновление потеряет смысл. Николай оформил опеку – это единственное, что позволяет защитить их юридически.
"Девочки очень тяжело это приняли. Они замкнулись. Боль не отпускает. О психологах даже слышать не хотят. И я их понимаю. Общие программы не работают. Тот, кто это не пережил, не сможет помочь. Я понимаю, что нужно общаться с психологом, сам ходил. Во мне борются два зверя: один – который хочет выжить, другой – который не выдерживает боли. И когда этим поделился с психологом, она сказала, что впервые такое слышит и не знает что с этим делать", – рассказывает Николай.
Когда началось большое вторжение, мужчина вывез детей в Запорожье, а со временем все вместе переехали в Киевскую область. Девочкам удалось адаптироваться, найти друзей. Но есть место, куда они ездят регулярно – Аллея Славы. Там стоит флажок Марины. "Это единственное место, где мы можем быть рядом с ней", – говорит Николай. Потому что тело женщины до сих пор не найдено.
"Девочки знают ее историю. Они не просто помнят, они гордятся. Говорят, хотят вернуться в Мариуполь и сделать что-то важное. У них есть планы. А я живу, чтобы Марине не было стыдно за нас", – добавляет мужчина.
Относительно поддержки государства Николай отвечает грустно. Зато им помогают волонтеры, благотворительные фонды. Именно они поддержали семью с первого дня.
Когда девушкам дали медаль "Родительское сердце", я посмотрел на нее и подумал: не позорьтесь. В переходах иногда красивее продают. Это не чествование – это формальность", – говорит он.
Николай сейчас помогает другим семьям военных через ветеранский хаб в Броварах. Говорит, что особенно важно готовить специалистов, которые умеют работать с детьми: "Пока все еще на этапе проектов. Никто не думал, что будет столько детей войны. А они требуют другого подхода".
Ольга жила в Мариуполе обычной мирной жизнью. Она работала в Центре предоставления административных услуг, ее муж – в порту. Воспитывали двух сыновей, мечтали о будущем, строили планы. "Дети смеялись, играли у моря, которое казалось нам бесконечным источником спокойствия", – вспоминает женщина. Ни одного намека на то, что все это может исчезнуть мгновенно.
Они остались в городе, не веря, что он может превратиться в ловушку. Надеялись, что обстрелы быстро закончатся. Но каждая минута стирала надежду. Взрывы становились все ближе, во дворе уже нельзя было даже приготовить еду. Мангал перенесли к подъезду, а потом – в сам подъезд.
Однажды утром они услышали громкие взрывы и испугались. Первым отозвался старший сын Михаил. Затем – мама мужа. Но Георгий – младший из сыновей – молчал.
"Мы нашли его под одеялами. Он лежал неподвижно. Я боялась даже поднять то одеяло... Но когда увидела его глаза – живые, испуганные – это был момент, когда время остановилось", – поделилась Ольга.
Мальчика ранило обломками в ножку. Но он был жив. И это было главное. Для Георгия же ранение стало первым серьезным эмоциональным ударом. Он начал бояться громких звуков, замыкался, долго не говорил о том, что произошло.
"Мы видели, как он теряет чувство безопасности. Каждый звук становился для него триггером", – говорит Ольга.
Михаил же, старший сын, рано повзрослел. Он взял на себя часть ответственности, пытался поддержать маму и брата, но глубоко в себе переживал потерю и стресс.
Муж Ольги Владимир погиб 26 или 27 марта. Их район бомбили одиннадцать дней подряд. Он решил выйти на улицу, чтобы оценить, не грозит ли дому обрушение. "Я пыталась его остановить, умоляла... Но он сказал: "Я должен", – вспоминает она.
Ольга услышала два выстрела. Потом крик. Он был искажен, и она не сразу узнала в нем голос мужа. До последнего надеялась, что он прячется где-то поблизости и что утром вернется. Но на следующий день его мать вышла на улицу, услышала украинскую речь и решила спросить военных, видели ли ее сына. Она прошлась по двору – и нашла тело Владимира.
Новость о смерти отца оставила глубокий след. Михаил долго не мог говорить об этом, избегал воспоминаний, а Георгий начал проявлять страх по отношению к взрослым мужчинам в военной форме.
"Они оба изменились. Стали другими. В каждом взгляде – боль и недетское молчание", – вспоминает Ольга.
Решение эвакуироваться семья приняла еще до того, как появилась реальная возможность. Не было воды, света, продуктов, связи. Заканчивались дрова и спички. 14 апреля соседка сказала, что знает человека, который помогает выезжать. Ольга встретилась с ним, договорилась обо всем. На следующий день они должны были покинуть город.
Дорога была сложной. Дети молчали. Михаил прижимал к себе младшего брата, а Георгий время от времени спрашивал: "Мама, мы уже далеко от войны?"
По прибытии в более безопасное место, Ольга начала искать поддержку – как эмоциональную, так и практическую.
"Я подавала заявки во многие фонды. Даже не получала отказов – только тишину", – вспоминает Ольга. Одной из форм была заявка в БФ "Дети Героев". Она заполнила ее без особой надежды. Но через неделю с ней связалась Валерия – координатор от фонда.
"Это была не просто помощь. Это был голос, который спросил: "Чем можем помочь?" Это было участие, забота, сопереживание. Фонд оказал поддержку детям: занятия по английскому, поездку для Михаила в Швейцарию, помощь с вещами, а главное – внимание", – говорит она.
Для Георгия фонд организовал индивидуальные занятия с психологом, адаптированные к его возрасту. А Михаилу дали возможность увидеть другой мир – мирный, спокойный, где можно быть ребенком.
Сегодня сама Ольга работает в фонде "Дети Героев". Говорит, это не просто работа, а миссия: "Я знаю, как это – быть на дне. И когда мне звонит мама, которая не знает, как жить дальше, я знаю, что сказать". Она стала опорой для других – такой, которой ей самой так не хватало.
Законодательно государство гарантирует ряд прав и льгот для детей, которые потеряли родителей в результате войны или пережили оккупацию. Это:
В разных регионах создаются центры психосоциальной поддержки, работают мобильные бригады, разрабатываются учебные программы для специалистов. Однако даже с этими гарантиями многие семьи сталкиваются с барьерами: сложностью оформления документов, долгими процедурами, нехваткой специалистов, неготовностью системы работать с травмированными детьми индивидуально.
"Пока не пойдешь ногами и не постучишься везде – ничего не будет. А если ты в состоянии потери, то где взять силы на эти двери?" – говорит Ольга.
Руководитель благотворительного фонда "Дети Героев" Татьяна Новицкая в комментарии РБК-Украина подчеркивает, что цель организации – не просто помочь ребенку пережить потерю, а дать ему шанс на полноценное будущее.
"Мы предоставляем комплексную долгосрочную поддержку детям, которые потеряли одного или обоих родителей в результате войны в Украине. Наш подход заключается в индивидуальном сопровождении каждого ребенка до достижения им совершеннолетия", – отмечает она.
По ее словам, поддержка охватывает несколько ключевых направлений. Речь идет о психологической помощи – от индивидуальных консультаций до арт-терапии и лагерей, образовательных программах, подготовке к школе или поступлению в вузы, а также материальной поддержке: одежда, лекарства, продукты, техника, ремонт жилья.
Государство постепенно реагирует. В 2024 году Министерство образования и науки анонсировало внедрение обязательных курсов психологической адаптации в школах для детей, переживших потерю или эвакуацию. Работает программа "Социальная поддержка детей войны", а в отдельных громадах появляются специализированные службы для работы с семьями военных.
Но все еще нужны более гибкие юридические механизмы. Например, в случаях, когда родители остались в оккупации. Необходим также индивидуальный подход к психическому здоровью детей, а не шаблонные консультации и подготовка специалистов, которые могут работать с детской травмой.