Как полиция расследует военные преступления, как "разрабатывает" преступников, которые решили скрыться за границей, что происходит с преступностью внутри страны, - в интервью РБК-Украина рассказал первый заместитель главы Национальной полиции Украины, начальник Главного следственного управления Максим Цуцкиридзе.
Большая война в Украине, длящаяся уже три года, изменила внутреннюю структуру работы правоохранительных органов. У полиции появилось больше функций и обязанностей, среди которых и расследование военных преступлений. В этом контексте в Украину периодически ездят иностранные следователи, которые набираются опыта и показывают украинским правоохранителям, как работать в плоскости международного права.
Кроме расследования военных преступлений и прямого участия в боевых действиях на фронте, полиция занимается "разработкой" тех преступников, которые решили скрыться за рубежом. Как результат этих разработок - задержание бойцов ЧВК "Вагнер" в Молдове и многое другое. К тому же, к функциям полиции добавилось дежурство на блокпостах и патрулирование улиц вместе с работниками территориальных центров комплектования.
О том, как задерживают преступников за границей, как полиция расследует военные преступления и что происходит с уровнем преступности в Украине, - в интервью РБК-Украина рассказал первый заместитель главы Национальной полиции, начальник Главного следственного управления Максим Цуцкиридзе.
– Есть четкий план действий не на год, а на пять лет. В январе 2025 года мы завершили работу и представили общественности наш указатель в восстановлении справедливости - Стратегию управления расследованием международных преступлений, совершенных в контексте вооруженного конфликта.
За три года полномасштабного вторжения следователи полиции приобрели в этом колоссальный опыт в очень страшной и сложной практике. Война сформировала нас как лучших следователей военных преступлений в мире, и мы делаем все, чтобы справедливость для Украины была восстановлена. Результатом этой работы стали 143 тысячи задокументированных российских преступлений и 3,7 тысяч подозрений за совершение преступлений, связанных с вооруженным конфликтом. В то же время опыт наших коллег из Боснии и Герцеговины и Хорватии подсказывает, что расследование военных преступлений - задача не на годы, а на десятилетия.
Именно для этого нам и нужна Стратегия, которая уже помогает эффективно и системно расследовать международные преступления, получать важные доказательства и привлекать виновных к ответственности. Мы разработали ее в сотрудничестве с Офисом Генпрокурора и Службой безопасности Украины, судебной ветвью власти, международными экспертами и общественными организациями.
К разработке Стратегии привлекались специалисты Главного следственного управления НПУ и ведущие эксперты Совета Европы. Благодаря этому этот план учитывает как наш опыт, так и международные стандарты. Стратегия имеет шесть ключевых целей, две из них - наш приоритет в 2025 году: привлечение к ответственности командования вооруженных сил РФ и развитие технологических инноваций.
Важно привлекать к ответственности именно командиров россиян, ведь их приказы вроде "убийство всех лиц в черной одежде", "убийство всех лиц, которые зайдут в определенную зону", "ликвидация патриотически настроенных" стали причиной смерти сотен, если не тысяч, гражданских. Конечно, эти приказы официально не зарегистрированы в журналах боевых действий, но мы научились документировать и доказывать вину руководства российских военных, в том числе - благодаря новейшим технологиям. Уже есть почти полсотни подозрений именно командирам оккупантов за отдачу приказа на жестокое обращение с местным населением.
– О каких именно технологиях идет речь?
– Мы уже активно используем системы распознавания лиц и анализ спутниковых снимков для идентификации преступников и документирования преступлений. Наша межведомственная база "Военное преступление", доступ к которой мы дали всем силам обороны, уже насчитывает 710 тысяч досье о лицах, которые могут быть причастны к военным преступлениям в Украине. Все доказательства оцифровываются и в электронном виде размещаются на серверах тысячами терабайт информации.
Мы планируем полностью перевести расследование военных преступлений в электронную форму и в дальнейшем развивать цифровизацию наших расследований. Потому что электронные документы не потеряются и не сгорят, а военные преступления не имеют срока давности. Это позволит нам привлечь военных преступников к ответственности в любое время и в любой цивилизованной стране. Кстати, недавно наши следователи и оперативники вместе с правоохранителями Молдовы задержали трех молдаван, которые были российскими наемниками в 2014-2023 годах и участвовали в захвате Бахмута, "Дебальцевского котла", битве за Донецкий аэропорт и тому подобное. Это не случайно.
Мы исследуем деятельность десятков ЧВК, которые с 2014 года воюют в Украине на стороне российской армии и следователи отслеживают их наемников во всех странах бывшего СНГ. Почти в каждой из этих стран военное наемничество является тяжким преступлением и наказывается 7-10 годами лишения свободы.
Следователи полиции собрали доказательства участия в незаконных вооруженных формированиях в отношении 85 граждан Молдовы, ими уже занимаются компетентные органы. Информацию о 58 таких наемниках еще и правоохранительным органам Казахстана - одного из них уже задержали в США на границе с Мексикой. И это только небольшая часть из той большой работы, которую мы делаем ради одной цели: не дать военным преступникам избежать правосудия ни в одной цивилизованной стране мира.
– Что касается самого расследования военных преступлений. Как работают ваши коллеги вместе с иностранными следователями?
– Я уже сказал, что полицейские первыми прибывают на места, где, к сожалению, прилетает. У нас опять же современная война. Никакой такой войны – с использованием всего арсенала технологий и новейшей военной техники – не было до сегодняшнего дня. Мы вспомнили международный опыт с участием международных следственных групп в расследовании военных преступлений. Так, на первых этапах, когда была деоккупация Киевской, Черниговской, Херсонской, Николаевской областей, к нам приезжали международные полицейские - как следователи, так и криминалисты. Мы их тогда воспринимали как помощь и как партнеров, которые нам помогут, что-то подскажут, но такой войны не было еще. Никто с ней не сталкивался.
На тех тренингах и семинарах, которые делают наши международные партнеры, они учат нас использовать нормы международного законодательства, международного права, как их правильно применять, чтобы наши доказательства соответствовали международным стандартам. За это им большая благодарность, правда. Но приводить примеры геноцида африканских народов, когда у нас обстрел "Орешником" или "Шахедами", или ракетой Х-22, где погибает по 28 человек за раз, – это же не совсем релевантные сравнения.
То есть здесь ты собираешь останки по магазину и не сразу понимаешь, чьи они. Например, после ракетного удара по супермаркету, невозможно по останкам тел определить не то, что лица жертв, или пол, а даже просто количество. И необходимо тщательно собрать все материалы, даже просеивать пепел, и быстро по результатам исследований ДНК устанавливать количество и личности погибших людей. А еще есть массовые захоронения, эксгумации в Изюме, Буче, Ирпене, индивидуальные захоронения, которые мы находили в огромном количестве.
– Вы там были?
– Конечно. Больше всего меня поразил Изюм.
– Почему?
– Масштабы. И одновременно к эксгумации приобщались местные, потому что они хоронили там своих людей. Там хоронили всех подряд - гражданских, умерших естественной смертью, замученных, убитых, расстрелянных, военных. Тем, кто мог заплатить, предоставляли какие-то ритуальные услуги, элементарный гроб. А те, кто не мог, хоронили своих людей в яме.
К чему я это все вел - иностранные следственные группы также были там с нами, на эксгумации. Они помогали, как могли. Но, если честно, по моему мнению, они приехали посмотреть и набраться опыта. Не дай Бог, конечно, чтобы наш опыт кому-то пригодился, но...
– Вы также были на следственных действиях по местам содержания наших граждан, насколько я понимаю. Меня шокировала картинка в Херсоне, после деоккупации. Что вас шокировало?
– В местах удержаний, так называемых фильтрационных лагерях, я бы отметил системность. Куда бы ни заходили войска, чтобы они не оккупировали, они на местах временной оккупации создавали такие места несвободы. Опять же, для пыток, для того, чтобы заставлять наших граждан менять проукраинскую позицию, для содержания военнопленных.
У нас есть куча свидетельств, как россияне забирали гражданских людей, у которых они находили квитанции, донаты на Вооруженные силы, или какой-то головной убор полицейского или военнослужащего дома. Бывало даже просто человек не понравился оккупанту и он его забрал в пыточную.
В процессе расследования мы "разрабатываем" конкретные подразделения, бригады с четкой структурой, кто там стоял, даже списки личного состава находили и это мы, кстати, все аккумулируем. Мы это совместно со Службой безопасности Украины делаем. Есть магистральные производства, где в следственные группы входят и следователи полиции.
Мы это все цифруем, потому что я понимаю, что не один год будет длиться расследование. Для понимания: мы до сих пор имеем кейсы Второй мировой войны, по которым проводятся следственные действия. Поэтому максимально зафиксировать - это наша цель.
Места содержания есть не только на оккупированных территориях Украины. В Россию также вывозятся наши граждане, там содержатся. Официально там погибло почти 200 человек. А на нашей территории, на оккупированных и деоккупированных территориях, мы фиксируем 108 мест содержания. Ужасные места, честно говоря. Конечно, они отличаются между собой, потому что россияне выбирали разные помещения. Это и подвалы, погреба, школы, животные фермы.
– Животные фермы?
– Да, было и такое. Людей закрывали в школах, в котельных, в продуктовых магазинах. Всюду, где на окнах находили решетки. И там держали. Мы зафиксировали 66 мест на уже деоккупированной территории, и мы там просто ужасались, когда находили противогазы, средства для полевой связи, которыми они били людей током. Мы находили выбитые зубы, пули в стенах.
Потом уже выстраивалась одна картинка после показаний людей, которых удерживали. Их просто там мучили, подвергали разного рода пыткам. Есть конкретные примеры.
– Какие?
– Например, из нашей печально известной Еленовки вернули по обмену нашего полицейского. И он рассказывает, как он попал туда. Его допрашивал лично так называемый "руководитель" колонии. Он ему задает вопросы, а наш смотрит ему в глаза. И гауляйтеру это не понравилось, поэтому полицейского начали пытать. Его посадили сначала на корточки, заставили сидеть. Если он падал, ему наносили 10-15 ударов резиновыми дубинками. Вставал - то же самое. Он говорил, где-то час его так держали. А оно кажется, будто сидеть так - это удобно, а на самом деле это очень сложно, ноги затекают, болят.
Потом его затащили в другую комнату, там заставляли кричать российские лозунги, снимали это на камеры, издевались, смеялись. Если он отказывался, опять же били. Потом забрали его зимнюю обувь - кто-то проходил мимо, понравилось и ему отдали, и в резиновых сапогах парня бросили в общую камеру. Ну, слава Богу, жив, мы его вернули.
Рассказывал один из тех, кого удерживали - 70-летний дедушка, жил в оккупированном селе. В один из дней к нему приехали два оккупанта, почему-то они придумали, что он корректирует огонь наших воинов. Его забрали, приехали в оккупированный участок полиции. Посадили за стол, сказали положить руки на стол, и железной трубой ему сломали обе руки. Затем воткнули ему под лопатки в спину спицы от велосипеда. Дедушка этот имеет хорошее здоровье: выжил, дает показания.
Был матрос из города Олешки, он остался, не вышел, его заставляли взять гражданство России, получить паспорт. Он отказывался, поэтому его забрали в пыточную, сначала давали время "подумать", а потом начали пытать. Стреляли ему над головой, сильно били, снова стреляли, а потом, когда автомат сильно нагревался от выстрелов, они вставляли ему дуло в анальное отверстие.
Оккупанты очень любят именно унижать. То есть, кроме физической боли, ты ломаешься еще и морально.
– Вы также занимаетесь идентификацией погибших гражданских. Можете на примерах рассказать, как это происходит?
– Мы имеем большое количество без вести пропавших лиц, цифра около 70 тысяч. Есть большое количество и найденных живых лиц, 15% ориентировочно. Сейчас у нас около 5 тысяч тел - это как гражданских, так и военнослужащих, которые мы находили, получали по обмену.
Идентификация неопознанных тел на сегодня является приоритетным для Национальной полиции. Методы и механизмы для их идентификации следователи и криминалисты применяют разные, учитывая индивидуальные обстоятельства. На сегодня самым действенным из них является идентификация по ДНК. Этот метод применяются нами практически во всех случаях работы с телами погибших лиц.
Как этот процесс происходит на практике: тело доставляется в судебно-медицинское учреждение. Там судмедэксперты совместно со следователями полиции проводят осмотр тела, его описание, фиксацию состояния и предварительных причин смерти, отбирают биологические материалы, по которым и назначается ДНК-экспертиза. Результатом этой экспертизы является выведенный ДНК-профиль (то есть установленное ДНК) тела неустановленного лица. Это ДНК помещается в Единую государственную базу геномной информации человека, владельцем которой является Экспертная служба МВД (ГНИЭКЦ).
ДНК погибшего помещается в эту базу для проверки и сравнения с другими ДНК, а именно (и прежде всего) с ДНК близких родственников пропавших без вести лиц. В случае установления между ДНК неопознанного и ДНК лица, которое ищет своего пропавшего родственника, совпадения - следователем назначается сравнительная ДНК-экспертиза, заключение которой и должно подтвердить родство между неидентифицированным и определенным лицом. Далее, при идеальном раскладе, следователь выносит постановление об идентификации тела лица, которое направляет в морг, на основании которого судебно-медицинский эксперт выписывает врачебное свидетельство о смерти.
Я отдельно хотел бы поблагодарить судебных медицинских экспертов, которые совместно со следователями это делают. Потому что, откровенно говоря, в моргах условия еще с Советского Союза. И мы несколько совещаний об этом проводили. У них мизерные заработные платы. Это просто фантастические люди, которые делают свое дело, несмотря ни на что, и позволяют родным погибших отдать их тело земле.
Относительно новейших технологий, хотел бы добавить. Новые реалии, в которых оказались наша правоохранительная система с начала полномасштабного вторжения, диктовали новые требования к сбору и фиксации доказательств военных преступлений, их дальнейшего документирования и расследования, идентификации военных преступников.
Национальная полиция начала внедрять новейшие подходы, технические и технологические новинки и реализовывать их в ходе работы. Подразделения Национальной полиции Украины сегодня активно используют приборы "ANDE RAPID DNA 6C". Это приборы быстрого исследования, которые обеспечивают возможность вывода из биологического образца ДНК в течение 90-105 минут. Здесь в основе исследования лежит технология автоматического скоростного установления ДНК-профиля - Rapid DNA.
Эти приборы используются криминалистами полиции именно для проведения быстрого отбора биологических образцов непосредственно на месте происшествия. К тому же, приборы показали свою эффективность во время работы на местах событий по результатам обстрелов российскими войсками гипермаркета "Эко-маркет" в Константиновке Донецкой области 9 августа 2024 года и обстрела села Гроза Купянского района в Харьковской области 5 октября 2023-го.
Именно там активно применялись передвижные криминалистические лаборатории для скоростного установления ДНК-профилей. С помощью этих приборов криминалистами идентифицированы тела всех погибших гражданских лиц. Эти приборы также используются для идентификации неопознанных тел погибших военнослужащих. Они никак не заменяют процесс назначения ДНК-экспертизы в судебное учреждение, но они значительно ускоряют именно идентификацию личности.
– У вас недавно была успешная международная реализация "Мстители", о каких еще реализациях по запросам от ваших коллег вы можете вспомнить?
– С 2022 года значительно увеличилось количество международных запросов от компетентных органов европейских стран, особенно из Германии, Польши, Чехии, Латвии и Литвы. Например, в 2022 году мы выполнили чуть более 200 запросов европейских стран, в 2023 их уже было более 300, а в прошлом году мы выполнили почти 400 международных поручений об оказании международной правовой помощи. Для документирования и расследования преступлений на территории других государств мы создаем совместные следственные группы.
Речь идет о таких государствах как Италия, Франция, Чехия, Швейцария, Нидерланды, Норвегия, Румыния, Чехия, Польша. На сегодня участвуем в 30 совместных следственных группах с этими странами. Только за 2024 год расследовали с иностранными коллегами с десяток историй, достойных экранизации. Например "Матадор". В мае мы с коллегами из Испании, Франции, Европола и Евроюста разоблачили участников международной преступной организации, которая специализировалась на завладении транспортных средств лизинговых компаний в странах ЕС. Эта операция получила условное название "Matador". В преступную организацию входило более 50 граждан из разных стран, она имела свою иерархическую структуру, где участникам каждой обособленной группы отводилась отдельная роль – вербовщиков, перевозчиков, техников, механиков и координаторов.
Полтора года мы документировали их деятельность и зафиксировали 36 эпизодов незаконного завладения элитными авто на территории ряда стран – Испании, Франции, Швейцарии, Бельгии, Германии, Австрии, Португалии и Италии. После того, как доказательной базы было достаточно, провели 70 одновременных обысков на территории Франции, Испании, Польши, Германии, Латвии и Украины. Непосредственно в Украине сотрудники полиции провели более 50 санкционированных обысков у тех, кто вербовал украинцев на совершение преступлений за рубежом, и у тех, выполняли роль "перевозчиков". В результате, задержали 13 человек – в том числе, лидеров и основных участников международной преступной организации.
Было еще убийство женщины из-за ее имения в Латвии. В сотрудничестве с латвийскими правоохранителями мы задокументировали четырех злоумышленников из Украины, которые по указанию двух организаторов-россиян убили женщину ради ее недвижимости. Потерпевшая имела жилой комплекс стоимостью более четырех миллионов евро на берегу моря в курортном городе Саулкрасти и сдавала апартаменты в аренду. Отец и сын из России, которые жили в Латвии в статусе беженцев, узнали о ее состоянии и решили завладеть ее имуществом. Для реализации своего преступного умысла они "пригласили" в страну трех знакомых граждан Украины, а те выманили женщину из здания, силой посадили в машину и вывезли за пределы города. Там пытали ее и требовали переписать на них имение, а когда женщина отказалась - убили.
По результатам работы совместной следственной группы правоохранители Латвии взяли под стражу россиян, их приговорили к 20 годам лишения свободы. Украинцев мы нашли и задержали в Киевской и Донецкой областях, в ходе обысков у них изъяты автоматы, 600 патронов, два килограмма тротила и детонатор. Следователи Нацполиции уже направили в суд уголовное производство в отношении участников указанной международной организованной группы.
– Относительно внутреннего криминального фона, увеличилось ли за время большой войны количество преступлений?
– Если мы берем военный период, то он был изменчивым – разные преступления бывали в разный период времени. Я приведу несколько примеров, вы поймете. Два года назад была тема гуманитарной помощи, которую мы по всему цивилизованному миру получали: нас обеспечивали от элементарных салфеток до более глобальных вещей. Соответственно, пошли преступления, с которыми мы раньше с этим не сталкивались - это хищения, где-то халатность – забыли продукты питания, потом ими крысы питались.
По самой преступности, если честно, первые полгода некому было ее совершать. Все мужчины пошли на войну, потому что в города двигались колонны с россиянами. Преступность существенно снизилась на тот период времени. Также ограничена продажа алкоголя, увеличено количество нарядов полиции, работают блок-посты. Все это также сыграло роль, чтобы на сегодняшний день мы имели контролируемую криминогенную ситуацию.
А вот если говорить о последующих годах - 2023, 2024 - здесь, как уже говорил Министр внутренних дел, нам удалось удержать уровень преступности на довоенном уровне. Некоторые показатели улучшились, некоторые просели. Например, кражи и разбои потенциально снизились на 40-50%. Комендантский час влияет на людей.
Есть успехи и в раскрытии уголовных правонарушений в сфере незаконного оборота наркотиков - более 38 тысяч и это самый большой за последние семь лет показатель данного направления. И в позапрошлом году, и в 2024 стабильно изымаем рекордные количества наркотиков и психотропов - порядка трех тонн.
Уверен, в этом году рекордно снизится и количество организованных схем незаконного пересечения границы. Собственно, оно уже снижается. Наверное, вы слышали об обоих этапах массовых обысков по всем стране, в ходе которых полицейские пришли к тем, кто организовывает выезд за границу за пределами пунктов пропуска всевозможными лесами, реками и прочими чигирями. К тем, кто изготавливал поддельные документы для выезда и к тем, кто незаконно выдавал такие документы по состоянию здоровья - не обошли вниманием каждого. 1000 обысков мы тогда провели и более 70 подозрений получили как обычные исполнители, так и те, кто стоял на верхушке этих схем и получал с них сотни тысяч долларов прибыли. Таким образом мы сломали более полусотни устойчивых схем одновременно.
Еще мы провели тысячу обысков по всей стране у незаконных сбытчиков оружия - изъяли тысячи патронов, гранатометы, автоматы, пулеметы. Более сорока фигурантов получили подозрения.
С наркопреступниками уже давно действуем по такой методике: в октябре, например, полиция ликвидировала наркокартель и 19 нарколабораторий, участники которого изготавливали и продавали через каналы в мессенджере психотропы в промышленных масштабах: доход злоумышленников достигал более 350 млн гривен в месяц. Там мы провели 230 обысков в 20 регионах страны, 67 фигурантов задержали.
Во всех этих случаях важно действовать одновременно по всем регионам, потому что преступники так или иначе либо между собой связаны, либо общаются. Поэтому когда ликвидируешь преступную организацию в одной области, есть риск что их сообщники в соседних регионах сбегут или уничтожат следы своих преступлений. Поэтому мы сначала документируем их деятельность, а после действуем одновременно по всей стране.
Такие методики дают свой результат: например, мы имеем уши и глаза среди преступного мира, поэтому знаем, что в своих закрытых телеграмм-каналах злоумышленники жалуются, что достать прекурсоры для изготовления наркотиков стало значительно сложнее, а помогать в незаконном пересечении границы вообще мало кто рискует - злоумышленники нас боятся и, собственно, правильно делают.
– В уменьшении количества преступлений помог, в том числе, и комендантский час?
– Он помог, потому что большинство наших граждан законопослушны, а люди на улице после полуночи слишком привлекают внимание полицейских на блокпостах – риски быть пойманными у тех же грабителей стали больше.
Но, к сожалению, законодатель нас не поддержал относительно установления ответственности за нарушение комендантского часа. И фактически сейчас с такими нарушителями мы ничего сделать не можем. Например, во время комендантского часа по городу едет какой-то байкер, у которого ревет двигатель как у иранского "мопеда", мы ему пытаемся что-то объяснить, но они все очень грамотные. Там начинается "причина остановки" и так далее.
Были случаи, где полицейские на свой страх и риск доставляли таких умников для профилактических бесед. Но всегда отпускали, даже если были подозрения. Потому что законодателем, парламентом, за три года полномасштабной войны, до сих пор не предусмотрено за нарушение комендантского часа ответственности.
– Мошенничеств стало больше, особенно совершенных с использованием техники и интернет-технологий. То, что мы оказались не готовы к полномасштабной войне, некоторые преступники использовали мгновенно. Потому что понимали, что война создает атмосферу стресса, неопределенности и тревоги, в которой люди становятся более уязвимыми к манипуляциям.
В частности, речь идет при фишинге и спуфинге. И организовывают такие преступные схемы люди с высшим образованием - совсем молодые, в среднем 25-30 лет.
– А что такое спуфинг?
– Это подделка идентичности. Например, у нас мошенники звонили потерпевшим с поддельных номеров: у клиентов высвечивало на телефоне, что им звонит банк или работник полиции. То есть, спуфинг – это предоставление потерпевшему ложных данных о том, кто является действительным идентификатором.
– А много мошенников из тюрем звонят?
– Да, очень много с оккупированных территорий - это было, кстати, и до полномасштабной войны. Мы периодически даже международные реализации осуществляем, пытаемся выбить этот мошеннический очаг преступности. И я в очередной раз предостерегаю граждан: пожалуйста, не передавайте свои личные данные не проверенным источникам.
– А бытовые преступления?
– Смотрите, я свой рабочий день начинаю в 7:30, принимаю группу и спрашиваю, что произошло за сутки. И в среднем где-то три-пять преступлений - это что-то не поделили в семье или в компании друзей, как правило, кто-то выпил. Но это все было и до войны и уровень не увеличился.
– Также мы видим, что сейчас увеличилось количество преступлений в отношении ТЦК, раньше это были поджоги авто, теперь люди за деньги несут взрывчатку в ТЦК, в полицию, а их там взрывают.
– Мы работаем, мы задерживаем их. И мне, откровенно говоря, обидно за таких молодых людей, подростков, которые ведутся на деньги, но совершают преступления, которые забирают жизни людей, и одновременно обрекают себя на жизнь за решеткой, разрушают свои судьбы.
Они просто, извините, повелись на это предложение получить деньги, но большинство из них так ничего и не получает. Их просто использовали. И я думаю, здесь мы с медиа должны объединиться, говорить об этом.
Здесь мы с коллегами из Службы безопасности, потому что это их подследственность, достаточно плодотворно работаем. Что делать, чтобы таких случаев было меньше? Больше показывать их последствия. Очевидно, что заказчиков таких преступлений привлечь к ответственности мы пока не можем, потому что все они сидят в России. Но мы можем - и показываем - что произойдет с теми, кто выполняет эти заказы.
Уже есть судебные приговоры поджигателям, где их несмотря на юный возраст приговаривают к 5 или 6 годам лишения свободы. Даже если такие сроки дают условно - следует понимать, что это клеймо такому ребенку на всю жизнь. Его с осторожностью будут брать и на учебу, сложно будет устроиться на работу. Такой персонаж всегда будет в поле зрения правоохранителей, мы будем видеть в базах что он совершил всю его жизнь и если такой фигурант в дальнейшем совершит еще какие-то правонарушения, история с поджогами при их расследовании точно учтется и в правоохранительных органах, и в суде.
Конечно, не все дети в 12-15 лет понимают тяжесть этих последствий. Но для того у них и есть родители, чтобы такие моменты контролировать, поэтому я призываю родителей подростков с особой внимательностью относиться к тому, чем они занимаются в свободное, особенно ночное время суток.
– Чего вам не хватает от законодателей, каких решений?
– Полиция может действовать только так, как прямо указано в актах законодательства и никак иначе. Кроме этого, важным также является то, что полиция не наделена правом законодательной инициативы – такое право имеют только Президент Украины, народные депутаты Украины и Кабинет Министров Украины.
В то же время, наше сотрудничество с законолацем является достаточно тесным и плодотворным – чуть ли не на каждом заседании комитета ВР по вопросам правоохранительной деятельности присутствуют представители Национальной полиции Украины. В случае необходимости Национальная полиция Украины через Министерство внутренних дел может инициировать перед Кабинетом Министров Украины законодательную инициативу.
Из наиболее актуальных сейчас инициатив - мы ожидаем рассмотрения Верховной Радой Украины законопроекта № 10206 от 2 ноября 2023 года, которым предлагается усовершенствовать систему досудебного расследования.
Например, это введение механизма избрания меры пресечения в виде личного обязательства прокурором лично или по ходатайству следователя, дознавателя, сейчас это компетенция исключительно следственного судьи, упрощение и оптимизация процедуры временного доступа к электронным информационным системам, предусмотрение возможности проведения обыска жилья лица, а также его законного задержания до внесения сведений в Единый реестр досудебных расследований и тому подобное.
– Когда читаешь социальные сети, или общаешься с людьми офлайн, создается впечатление, что украинцы массово критикуют полицию. Вы работаете в полиции давно, видите ли вы это и как вы себе объясняете, почему люди не любят полицию?
– Я считаю, что ситуация другая. За период военного положения мы наблюдаем тенденцию по увеличению процента людей, которые доверяют полиции. Думаю, это происходит из-за того, что полицейские взяли на себя другие функции, кроме своих собственных. Многие полицейские ушли на фронт. Мы первыми оказываемся на месте обстрелов, мы эвакуируем население с прифронтовых участков. Это вообще отдельная история.
Я вижу эффективность действий полиции. Негатив тоже есть, но в понимании некоторых людей полиция есть и будет карательным органом. Поэтому не всем нравится, когда мы вынуждены применять силу. Даже элементарная проверка документов некоторыми людьми воспринимается резко негативно, хотя, в сегодняшних реалиях это более чем нормально. К тому же мы задействованы в патрулировании вместе с ТЦК.
У нас в этом плане не совсем реформированное законодательство, оно не всегда соответствует условиям сегодняшнего дня. Возможно, это не оправдывает всех нас, но у нас есть законодатель, который не всегда нас поддерживал, несмотря на то, что мы подавали инициативы.
– Мы говорили о патрулировании с министром внутренних дел, он говорил, что в принципе ТЦК могут самостоятельно выполнять свои функции.
– Могут. Но реагирование на неадекватное поведение - это исключительно полицейская функция. А потом у людей сразу же возникает куча гаджетов, которые они достают, как только слышат повышенный тон общения полицейского с гражданином и начинают это все снимать, публиковать в сети с каким-то громким описанием. И все, полиция плохая. Но почему-то такие видео далеко не всегда показывают, что привело к такому тону, или к таким действиям полицейского. Никто не показывает поведение гражданина, который пренебрежительно относился к полиции и к его функционалу. А потом мы имеем конфликты.
Вспомните, например, тот случай, в Днепре, когда бывший боец "Торнадо" расстрелял парня и девушку патрульных полицейских. Или когда отец и сын расстреляли полицейских в Винницкой области и скрылись с места преступления. Это все о том, что полиция на самом деле часто подвергается опасности, поэтому те права, которые мы имеем, они обусловлены.
Я думаю, люди могут стать более агрессивными из-за того, что у полиции появились несвойственные нам функции. Полицейских больше на улицах, есть блокпосты, больше требований к людям, элементарно с этими же документами. Многих это раздражает: все вроде и понимают контекст времени, но в какой-то момент кто-то куда-то спешит, а тут тебя останавливает полицейский, у которого тоже есть сейчас задача, а ты этого не хочешь понимать, и так далее.
Людям надо с пониманием относиться к таким временным ограничениям. В отличие от других правоохранителей, полицейские находятся на первой линии контакта с гражданами, нас видно по форме, поэтому и требования, и ожидания к полиции самые большие. И полиция сегодня делает все, чтобы защищать народ и безопасность, как на линии фронта, так и внутри страны. И если наши люди за три года войны воспринимают как норму, что правоохранительная система работает, как часы, то наши международные партнеры долгое время очень удивлялись, как во время полномасштабной войны так эффективно и слаженно осуществляется правопорядок.
– Но сейчас вы видите, что доверие, в целом, есть?
– Да, мы видим тенденцию, что есть. В любом случае, когда у человека что-то происходит, он набирает 102 и знает, что через несколько минут приедет полиция и поможет. Это – самое сильное доказательство, что доверие есть.