О том, как фонд Revived Soldiers Ukraine и центр Next Step помогают раненым военным возвращаться к жизни через реабилитацию и заботу, – рассказала РБК-Украина руководитель центра Next Step Ukraine Татьяна Грубенюк.
Помогать военным в 2022 году начала фактически вся страна. Но для Татьяны Грубенюк и Ирины Ващук это не стало новым вызовом: команда фонда Revived Soldiers Ukraine делает это с 2014 года. Они не просто поддерживают защитников, но помогают им вернуться к жизни после ранений.
За каждой историей выздоровления стоит не только медицина, но и человечность, выдержка и мотивация. Как работает фонд и центр реабилитации – в интервью Татьяны для РБК-Украина ниже.
– Татьяна, как давно действует фонд Revived Soldiers Ukraine, центр Next Step Ukraine и на какой помощи военным вы специализируетесь?
– Наш фонд действует уже десять лет. Президент фонда Ирина Ващук – родом из Ирпеня. Еще задолго до начала войны в Донбассе она переехала в США. Будучи профессиональной спортсменкой, ее пригласили выступать за один из Университетов Америки.
Когда началась война в 2014 году, к Ирине стали обращаться многие люди – в основном из-за тяжелых ранений ребят, особенно тех, кто имел поражение центральной нервной системы, спинного или головного мозга. Ирина начала вывозить таких военных в Америку для лечения. В 2015 году она официально зарегистрировала там фонд Revived Soldiers Ukraine.
Сначала Ирина занималась тем, чтобы организовывать лечение и реабилитацию молодых людей в США. Но, конечно, это очень дорого. Тогда возникла идея открытия центра реабилитации в Украине. Посоветовавшись с американскими партнерами – в том числе с реабилитационным центром Next Step Los Angeles – решение было принято. Так, в 2018 году мы открыли первый центр Next Step Ukraine в Ирпене.
Сначала он располагался у военного госпиталя. Но со временем стало понятно, что нам нужно большее помещение – Ирина постоянно следит за новыми технологиями в реабилитации, появляется много современного оборудования, и хотелось все это иметь для наших ребят. Так что мы нашли новое место, сделали там ремонт и переехали. Это буквально спасло центр потому, что когда началось полномасштабное вторжение – старое помещение было разрушено до основания.
Мы работаем только с военными и ветеранами, для них все абсолютно бесплатно. В 2023 году был открыт второй центр – во Львове, ведь запросов на реабилитацию очень много. Сейчас есть два действующих центра в Украине.
В то же время фонд в США расширил свою деятельность. Мы и дальше отправляем туда военных – имеющих сложные ампутации, тяжелые абдоминальные ранения или серьезные инфекции, когда буквально нужно спасать жизнь. Протезирование происходит в Орландо, Флорида. Лечение инфекций – в Филадельфии или Чикаго. В Чикаго мы обычно отправляем сложных ребят с абдоминальными травмами, которым нужна реконструкция кишечника.
Обычно с просьбой о помощи обращаются сами врачи, сопровождающие раненых военных. За эти 11 лет нас хорошо знает Командование медицинских сил, Министерство здравоохранения. Мы постоянно контактируем, ведь еще в 2014 году мы начинали помогать в военном госпитале. Ирина часто приезжает в Украину, посещает больницы, общается с врачами.
Сейчас раненых принимают и гражданские больницы, и те медики, которые знают нас и нашу работу, часто сами обращаются к нам с тяжелыми случаями.
В США клиники, с которыми мы сотрудничаем, тоже знают нас уже много лет. Там работают как американские, так и украинские врачи. Ирина встречается с руководством госпиталей, сенаторами, договаривается о поддержке. Даже если страховка не покрывает все расходы, клиники часто идут нам навстречу, потому что знают, для кого мы работаем и что делаем.
Что касается финансирования, то Ирина в США проводит много благотворительных мероприятий: ярмарки, концерты, встречи, чтобы собрать средства. Наш фонд оплачивает лечение, протезирование, перелеты, питание, пребывание военных в штатах.
Мы очень благодарны всем за поддержку – украинской диаспоре, приходам, дружественным фондам, компаниям и обычным гражданам США. Именно благодаря этому сотрудничеству мы можем помогать все большему количеству наших ребят.
– Как в США искали тех, кто поможет?
– Ирина Николаевна объездила немало клиник в США, она лично общается с врачами, согласовывает медицинскую документацию и все необходимые детали лечения. Не исключаю, что случаются ранения, которые даже для американских медиков профессионально интересны – им хочется поработать с такими случаями, поэтому они охотно идут нам навстречу.
Есть также дружественные фонды, которые приобщаются, если суммы лечения слишком велики. Например, когда недавно мы транспортировали шесть раненых парней, двое из них были в критическом состоянии.
Ранее, до 2022 года, было гораздо проще. Ирина имела постоянный контакт с авиакомпанией, которая без проблем устанавливала медицинские койки в самолетах. Мы также имели врачей, которые сопровождали тяжелораненых во время перелета, и тогда это все происходило гораздо легче.
Сейчас, когда украинские аэропорты закрыты, приходится искать другие пути. В последний раз Ирина больше месяца вела переговоры с несколькими авиалиниями – но те в последний момент отказали. Тогда, благодаря друзьям, партнерским фондам, спонсорам и донорам удалось найти частный медицинский самолет, который оборудован так, чтобы можно было транспортировать тяжелораненых.
Ирина также договорилась с Командованием медицинских сил, чтобы официально отправили врача-анестезиолога для сопровождения. Да, это огромные средства, но каждая жизнь – бесценна, и ее нельзя измерить деньгами.
Стоимость того рейса мы не скрываем – есть публикация, где мы все подробно расписали. Перелет из Варшавы в Чикаго, во время которого мы забрали шестерых ребят, стоил 151 тысячу долларов. Это была общая помощь нескольких дружественных фондов, частных доноров и нашего американского отделения фонда, вместе оплативших стоимость этого самолета.
– Как решается вопрос о том, кого из защитников перевозить на лечение именно в Штаты? Это определяется сложностью травмы?
– Да, все решается именно сложностью травмы. Если украинские врачи могут вылечить бойца здесь, нет смысла транспортировать его в Соединенные Штаты. Очень часто сами врачи обращаются в наш фонд за помощью.
Например, в нашем последнем случае именно врачи по реанимации военного госпиталя позвонили Ирине в отношении тяжелораненых ребят с абдоминальными травмами – их буквально нужно было спасать. Они откровенно говорили: если в течение ближайшего месяца-двух их не забрать, шансов выжить почти нет. Следует отметить, что работу наших врачей высоко оценивают в США.
Очень много звонков мы получаем постоянно. Люди звонят или пишут Ирине в Америку, или обращаются непосредственно ко мне или в наш центр. К примеру, кто-то говорит: "Я прочитал, что вы отправляете в Штаты, у меня ампутация".
Начинаем выяснять детали, и часто оказывается, что ампутация ниже колена, то есть коленный сустав сохранен. Это не сложный случай, функциональность сохраняется. Для таких случаев мы рекомендуем воспользоваться государственной программой по протезированию, которая может обеспечить человека всем необходимым здесь, в Украине. Тогда я объясняю, куда именно обратиться. На разбор кейсов и консультации уходит очень много времени, и мы понимаем важность этого всего.
Другое дело – бывают исключительные ситуации. Мы иногда берём в США ребят даже с относительно легкими ампутациями, но только тогда, когда к нам обращаются командиры – например, из Главного управления разведки или Сил специальных операций. Это воины, обладающие высокой мотивацией и планирующие после протезирования вернуться к выполнению боевых задач.
Поэтому мы берем этих ребят и производим для них усиленные, специализированные протезы, которые выдерживают значительные нагрузки – кроссфит, тренировку, боевую подготовку, все, что позволяет им вернуться к службе. И усиленные протезы позволяют им нести амуницию, боекомплект, выполнять боевые предписания. Вот сейчас несколько наших подопечных в зоне боевых действий.
– С чего здесь, в Ирпене, начинается работа с ветераном или с действующим военным, когда ему нужна реабилитация?
– Хочу также заметить, что мы принимаем защитников со всей Украины, у нас было также много легионеров-иностранцев. В основном о нас узнают через "сарафанное радио". Ребята друг другу передают, где они, что они, как это все происходит. Очень многое мы сотрудничаем с бригадами, с их патронатными службами, где знают, что могут обращаться к нам.
Буквально вчера ко мне обратились из патронатной службы "Азова". У них есть боец, которого выпишут где-то через 2-3 недели. Мы просим документацию, которая приходит либо мне, либо нашим сотрудникам во Львове и Ирпене.
Эти документы изучаются нашими неврологами и реабилитологами. Тогда связываются с военным или ветераном или с тем, кто его ведет. Мы понимаем, когда этого парня выписывают, и ставим его в очередь и понимаем, что он придет к нам на реабилитацию примерно на месяц. Ближе к дате администраторы с ними связываются и спрашивают, не изменилось ли ничего в планах.
Давайте говорить откровенно: к сожалению, у нас в стране не развита культура реабилитации – ни психологической, ни физической. И получается, что очень часто после лечения большая пауза, когда не было реабилитации, и драгоценное время уходит. Есть те, кто получил ранения еще в 2022 году, и никуда дальше на реабилитацию не уходил. И что тогда специалисты смогут сделать в 2025 году? К сожалению, мало что могут сделать, и в таких случаях не нужно давать бесполезной надежды.
Документацию проверять важно, потому что кому-то не рекомендована никакая физическая активность, поскольку, например, недавно заменили тазобедренный сустав, а он уже рвется на реабилитацию. А бывает и наоборот. Военный получает выписку из больницы и пренебрегает рекомендацией реабилитироваться.
Части ребят нужна пожизненная поддержка. В основном это ветераны, которых уже списали, особенно если это ребята на креслах колесных.
– Какие параллельные проблемы могут возникнуть у ребят по возвращении с фронта и помогаете ли, если нужно, например, юридическая поддержка?
– Часто бывает, что они погружаются в разного рода бумажные проблемы, бюрократические, семейные. После возвращения с войны нужно настраивать быт и решать другие вопросы. Если у него сейчас стоит юридический вопрос, или вопрос по МСЭК, мы ему даем контакты тех, к кому можно обратиться за юридической и другой поддержкой.
– За эти 11 лет, что вы помогаете военным – какие истории защитников вам запомнились больше всего?
– Вы знаете, историй так много, что не хватит никаких публикаций или эфиров. Они все уникальны. Бывает, приходят ребята и говорят: "О, здесь реально надо работать! Мы думали, что будет что-то типа грязевых ванн и минеральной воды", – а через некоторое время чувствуют улучшение своего состояния и не хотят отсюда уезжать. Так у нас началось сотрудничество, в частности, с бригадой тактической авиации.
Есть ребята из спецподразделений, которые после реабилитации возвращаются на службу, выполняют задания, а через несколько месяцев снова приезжают к нам – знают свою программу, занимаются, реабилитолог корректирует. Дома они точно не сидят.
А есть и другие – приходят, потому что жена сказала, что надо. Занимаются вроде бы и регулярно, но без энтузиазма и мотивации. Здесь очень многое зависит от настроения самого человека, от поддержки семьи, близких, побратимов
Мы никого не заставляем. Если видим, что кто-то совсем не хочет заниматься, садимся и говорим: "Мы хотим помочь и можем помочь. Но мы сами, без вашего участия, не в силах этого сделать. Мы можем вас выписать, не надо это делать по силам – не потому, что жена сказала, ни потому, что мама".
Мы знакомим с теми, кто может мотивировать, и это очень хорошо работает. Мы стараемся создать атмосферу сообщества, где ребята чувствуют себя своими. Часто приезжают даже те, кто проходил реабилитацию задолго до 2022 года.
Мы постоянно организовываем разные активности – гольф, скалодром, каяки, кино, спортивные клубы, рыбалку, горы, футбол, иппотерапию, показы мод.
Уже три года с Run Ukraine мы открываем марафоны, где есть специальная дистанция для раненых, военных и ветеранов. Наш Миша проехал 21 километр на хендбайке – хотя из-за ранения он передвигается на кресле колесном. Это невероятно. Мы стараемся показать им новые возможности, дать попробовать то, чего, возможно, они никогда не попробовали бы.
Вот, к примеру, участие в Fashion Week. Когда дизайнеры обратились к нам, я не ожидала, что ребята так скоро согласятся. Сначала было пятеро, потом – десять.
Им понравилось: шутили, делились впечатлениями, подкалывали друг друга. Для них это было что-то новое – они увидели себя по-другому. Они выходили на подиум как настоящие звезды. Когда они слышат о таких инициативах и понимают, что могут быть их частью, всегда соглашаются.
– Сейчас часто говорят, что не ветераны должны приспосабливаться к обществу, а общество – к ним. Вы согласны?
– Я это слышу уже 11 лет. Конечно, поддерживать ветеранов надо, но почему никто не говорит, что общество должно учиться сосуществовать с ними? Даже в семьях военных не все готовы это принять. Многие верят, что сын, муж или брат вернется "таким, как был". Но это не так, и это следует понимать.
– Как, по вашему мнению, правильно вести себя в семье или в обществе?
– Здесь нет универсального ответа. Я уже 11 лет работаю с ранеными, была в госпиталях, видела разное. И с течением времени просто начинаешь понимать, что можно, а что нет. Вот, например, на одном из мероприятий мы с ребятами шутили ну очень черным юмором – и нам это норм.
Ко мне подошли и говорят: "Боже, вы так с ним говорите, это жестко!". А я отвечаю: "Это наши особенные шутки. Потому что мы свои". Но тут надо понимать, что я знакома с этими ребятами много лет и они “записали” меня в круг своих, а от постороннего человека такие шутки будут восприниматься иначе.
Есть множество нюансов, о которых гражданские не задумываются. К примеру, нельзя давать человеку с протезами новую обувь за пол часа до выхода на подиум – нужно несколько дней, чтобы подстроить протез под эту обувь. Или в примерочной должны быть розетки для зарядки бионических протезов. Это мелочи, но они очень важны. И если гражданский человек не знает таких вещей, то как он поймет ветерана?
Многие до сих пор удивляются: "Почему ты ходишь в шортах, показываешь протез?" – вместо того, чтобы узнать, что просто нужно иметь к нему быстрый доступ. Колено может "заглючить" посреди города, и ветеран вынужден перезагрузить его. И если он в штанах, то как это сделать?
Я вообще не понимаю людей, которые возмущаются тем, что виден протез. Лично для меня это ок. Это о том, что человек принял себя, живет дальше. Если кому-то это мозолит глаза – это их проблемы. У нас война и таких ребят уже очень много. Это наша реальность и нам с ней жить, отгородиться не получится. Вот и все.
Такие вещи можно понять только тогда, когда хоть немного поинтересуешься. Потому меня очень радует, что во многих городах садики и школы приглашают ветеранов с протезами – дети видят, что это не страшно. Для них это даже интересно, особенно когда ребята украшают свои протезы наклейками, патчами, игрушками. И когда родители объясняют детям спокойно, что это наша новая реальность, это лучшее образование для общества.
Мы ведь не Советский Союз, который вывозил подальше и прятал своих раненых после войны, потому что они выглядели как-то "не так". Мы – цивилизованная страна. Если тебе неприятно – не смотри. Но это не значит, что человек с инвалидностью должен сидеть дома.
Поэтому, когда слышу: "Нужно помочь ветеранам вернуться в общество", я спрашиваю: а они вообще хотят возвращаться в такое общество, которое не интересуется их жизнью и потребностями, вызовами и преградами? Или бросается помогать без запроса? Не надо крайностей. Просто спроси: "Нужна ли помощь?", и это уже будет шаг навстречу.
– Стало ли за последнее время сложнее привлекать средства?
– К сожалению становится все труднее. Искренне радуюсь, что люди донатят на Силы обороны. Это крайне важно покупать дроны, оружие, автомобили.
Но очень много бизнесов и доноров отказывают, потому что и сами часто находятся в сложном положении. Как можно что-нибудь планировать, когда сегодня ты работаешь, а завтра твое предприятие разрушено?
Несмотря на такие обстоятельства, ты военный или ветеран – для вас наши услуги все полностью бесплатны. Реабилитация, проживание, питание, транспортировка, оплата медикаментов, ортопедических изделий, обследований, коммунальных и т.д.
У нас работает полный штат специалистов, все работают официально, и работаем 24/7 ради наших ребят. Быть волонтером круглосуточно невозможно. Вы же не приходите в клинику делать операцию, а тут врач посреди операции откладывает скальпель в сторону и говорит "Все, мой волонтерский час закончился, Подожди немного, скоро придет другой врач-волонтер".
У нас очень много ребят после ранений хотят поскорее вернуться обратно на фронт. И, конечно, мы делаем все возможное... Даже если это легкий ортопедический случай, его все равно нужно восстановить. Ибо этот военный 100% вернется.
Такие пациенты приходят сюда и сразу говорят: "Девочки, можно меня здесь быстренько поправить, и я возвращаюсь к своим". И это в то время, пока другие прячутся от ТЦК или плывут через Тису.
У нас нет морального права говорить ребятам, что они должны платить нам средства на реабилитацию. Такое решение принято руководителем и основателем нашего фонда Ириной Николаевной с самого начала работы нашего фонда.
Для всех военнослужащих и ветеранов, независимо от Сил обороны – если ты защищал Украину, получил свое ранение при защите Родины – это бесплатно. Мы вынуждены сами искать финансирование, и у нас есть ряд партнеров и доноров, которые с нами уже не первый год, и мы им очень благодарны.
Есть украинские и зарубежные компании, которые очень поддерживают нас. Есть партнеры – те, которые с нами постоянно, помогают годами, и мы им очень благодарны. Moneyveo нас начали поддерживать с начала открытия центра реабилитации. Они донатят ежемесячно, закрывают потребности в витаминах, поддерживают разные инициативы.
Когда мы возобновили работу после деоккупации Ирпеня – это был июнь 2022 года – они сразу позвонили: "Девушки, все ли у вас хорошо, или никто не пострадал, в чем нужна помощь?" И буквально через неделю времени сразу приехали к нам. Это эффективное партнерство продолжается и сейчас.
– Что вас лично мотивирует продолжать столь нужную работу?
– Очень мотивируют ребята, девушки, моя работа. Когда видишь, что работа большой команды, твой труд приносит реальный результат – это самая сильная мотивация, которую только можно получить.
Я не знаю, почему у нас так, что до 2022 года многим было безразлично на эту войну. Но еще удивительнее, когда после 2022-го спрашивают, что мотивирует помогать. А что нам еще нужно для мотивации? У нас над головой летают ракеты и шахеды, нас каждый день хотят убить. У большинства кто-то воюет: соседи, знакомые, родственники. Разве это не мотивация?
Наша мотивация сделать максимум для наших защитников и выжить в этой войне. Когда мама сказала мне: когда мой брат попал в плен – а полномасштабная война застала его в Мариуполе, – она пришла и сказала: "Дети мои, простите меня и мое поколение, потому что мы ничего не сделали, чтобы эти дни не наступили".
Он ушел воевать еще в 2021 году. Именно в свой 21-й день рождения, 3 декабря, ехал на ротацию на Донбасс. Полномасштабная война застала его там. Он оборонял Мариуполь и попал в плен. Нам повезло – его вернули.
Когда он был в плену, я искала хоть какие фотографии – жив он или нет. И вот мама сказала эти слова. Я не хочу потом приходить к своим детям, крестникам или детям друзей и говорить: "Простите, я ничего не сделала". Это и есть моя мотивация – делать все, что можешь, здесь и сейчас.