Как судьи отреагировали на дело Князева, нужен ли Украине суд присяжных, почему обвиняют Кравченко в том, что он не прошел "тест на доброчестность", – об этом новый глава Верховного суда рассказал в интервью РБК-Украина.
Когда четыре месяца назад правоохранители задержали на взятке главу Верховного суда Украины Всеволода Князева, новость об этом всколыхнула публичное пространство. Тот факт, что высший представитель судебной ветви власти оказался коррупционером, вызвал шок и агрессию.
Через несколько дней после громкого задержания в Верховный суд был назначен новый глава – им стал Станислав Кравченко, работающий в судебной сфере десятки лет. Кроме запроса на немедленную справедливость и большую решительность судей, к Кравченко сразу возникли вопросы, касающиеся его биографии. Например, почему он стал одним из тех, кто отпустил вероятного на тот момент убийцу Георгия Гонгадзе, или действительно ли он "человек Портнова".
– Дело Князева. Когда глава Верховного Суда был пойман на взятке, общество было шокировано. А какова была реакция в кругу самих судей?
– Уже четыре месяца, как произошло это событие. Мы много об этом говорили, когда отстраняли от должности Князева, когда выбирали нового главу, повторяться бы не хотелось. Если коротко – воспринято было очень болезненно. Но судейский коллектив понимает свой долг перед обществом и государством, заключающийся в осуществлении правосудия, поэтому здесь выход один – работать, действовать. Я на это направляю коллектив. Мы хотим переступить эту историю и двигаться дальше.
Если вы посмотрите на работу Верховного Суда, мы полностью выполняем свои функции. Я даже был удивлен, что, по сравнению с довоенным 2021 годом, в 2023 году у нас всего на 7% меньше поступлений дел. При этом случаи, когда судьям Верховного Суда заявляют отводы, являются единичными. Судьи должны работать, если они не запятнаны. Поэтому нужно думать о будущем и о том, чтобы таких случаев больше не происходило.
Для судебной системы это очень досадный случай, но для развития Украины как демократического государства есть определенный позитив. Никто в Украине уже не скажет, что у нас есть неприкасаемые. Если человек, занимавший такой пост, может быть задержан и взят под стражу, то, надеюсь, что это будет своего рода иммунитет на долгие годы. Также это положительная оценка работы реформированных правоохранительных органов.
Кроме того, считаю, что этот случай дает основания для усовершенствования работы Верховного Суда, в частности Большой Палаты. В Верховной Раде зарегистрировано два законопроекта о внесении изменений в Закон Украины "О судоустройстве и статусе судей", в частности, по организации работы Большой Палаты.
В рамках обсуждения этого законопроекта можно ввести предохранители, позволяющие избежать повторения подобных историй. К примеру, если органами следствия и судом будет установлено, что Князев использовал должность председателя Верховного Суда для влияния на судей, то я готов выступить с инициативой о том, чтобы председатель Верховного Суда не входил в состав Большой Палаты. Эти и другие вопросы мы обсудим на Пленуме Верховного Суда, проведение которого планируется в начале октября.
– Что касается предохранителей, в каких вы видите предупредительные меры по подобным ситуациям? К тому же такой прецедент покажет другим судьям, что наказание неотвратимо?
– Если говорить о предохранителях, я бы хотел обратить внимание, что такие ситуации возникают не только в судебной системе. Сейчас медиапространство переполнено коррупционными скандалами, которые даже неожиданно для войны происходили в сфере мобилизации, в частности, во врачебных комиссиях, в ТЦК, в сфере распределения гуманитарной помощи. Есть несколько производств в отношении народных депутатов, работников органов исполнительной власти и других. Поэтому лучший предохранитель – это понимание того, что если кто-то совершает преступление, то наказание будет неотвратимым.
– Обо всех этих обстоятельствах я давал комментарии много раз. Шли первые этапы судебной реформы. Когда было принято решение о том, что создается новый Верховный Суд, в рамках конкурса была перезапущена Высшая квалификационная комиссия судей Украины и появилась такая организация - "Общественный совет доброчестности", который был совещательным органом для прохождения конкурсной комиссии. Я был очень удивлен, когда ОСД дал по мне негативный вывод. Это было неожиданно.
Важность общественных организаций в контроле, оценке, я никогда к этому негативно не относился. Но когда посмотрел, что написали обо мне, решил – хорошо, я же юрист. По закону была двухступенчатая процедура – преодоление заключения ОСД. Я не снялся с конкурса и не ушел, я объяснил претензии, которые ко мне были. Сначала - соответствующей коллегии, затем квалификационной комиссии. И потом, когда вносили представление в Высший совет правосудия. То есть я трижды публично рассказал обо всем и считал, что все исчерпано.
Когда я уже был назначен на должность судьи Кассационного уголовного суда в составе Верховного Суда и меня снова избрали председателем, были те же вопросы. После того, как я увидел, что эти вопросы курсируют и дальше, мне даже хотелось обратиться в суд, но выходит, что ты обжалуешь то, чего нет.
Относительно дела Гонгадзе. Дело об убийстве журналиста Георгия Гонгадзе – это печальная страница в истории становления нашего государства. Сначала как судья Апелляционного суда, потом как заместитель главы Высшего специализированного суда Украины, а дальше как председатель Кассационного уголовного суда, я участвовал в расследовании этого дела и организации его судебного разбирательства. И я могу гордиться тем, что был причастен к этим процессам.
Как все знают, все лица, которым было предъявлено обвинение по этому делу, понесли заслуженное наказание, в том числе и Пукач, приговоренный к пожизненному лишению свободы. Двадцать лет назад, когда расследовалось дело Пукача, коллегия судей, в состав которой я входил, пересматривала решение об избрании меры пресечения Пукачу в виде содержания под стражей. Здесь хочу подчеркнуть, что Пукач в то время обвинялся не в убийстве, а в том, что он дал указание об уничтожении определенных документов, которые, вероятно, подтверждали, что сотрудники МВД вели наблюдение за Гонгадзе, или указывали на это. Суд проанализировал все представленные доказательства и, учитывая практику ЕСПЧ, которая неоднократно указывала на необоснованность применения такой меры пресечения, как содержание под стражей, изменила его на подписку о невыезде.
Никакого влияния на судей не было, решение принималось в соответствии с действующим в то время УПК 1960 года. После смены меры пресечения Пукач никуда не убежал. Напротив. Он обратился в суд и обжаловал постановление о возбуждении уголовного дела, его жалобу удовлетворили. Дело в отношении него было закрыто на основании этого решения, прошедшего апелляционную и кассационную инстанции. Спустя несколько месяцев появилось новое обвинение Пукача в убийстве. И тогда его уже объявили в розыск. Я это дело не рассматривал, поэтому некоторые СМИ в этом плане представляют несколько искаженную информацию.
Относительно Портнова. С Портновым я не знаком и никогда с ним не встречался. До 2014 года я никогда не занимал в судах административные должности, но после Революции Достоинства, когда был принят Закон Украины "О восстановлении доверия к судебной власти в Украине", все судьи, занимавшие административные должности в судах, были уволены, и в конце апреля, в 2014 году коллектив избрал меня заместителем председателя ВССУ. Я никогда не назначался на должность властями, соответствующие полномочия всегда мне предоставляли коллективы, в которых я работал.
– Когда вас избрали главой ВС, было ли у вас общение с представителями власти, может, вас звали в Офис президента, фиксировали определенные моменты, обсуждали сотрудничество?
– Здесь важно определиться, что понимается под словом "сотрудничество". Если говорить, например, о том, что я в должности председателя Кассационного уголовного суда за 2021 год вместе с правовым управлением этого суда проанализировал и предоставил свои предложения примерно на 110 законопроектов, которые рассматривались Верховной Радой, то мы можем говорить о сотрудничество. Или когда в Офисе президента проводились совещания по обмену военнопленными, или по созданию Международного военного трибунала, это также можно назвать сотрудничеством.
Вместе с тем, у нас есть четкое понимание того, что другие ветви государственной власти и общество заинтересованы в том, чтобы судебная система была независимой, самостоятельной и беспристрастной, ведь запрос на справедливость чрезвычайно велик. Мы можем утверждать, что Верховный Суд абсолютно независим и автономен, как в вопросах осуществления правосудия, так и при решении управленческих вопросов, связанных с его деятельностью.
Отдельно хотел отметить, что мне неизвестно никаких случаев, когда власти пытались повлиять на судей. Такие подходы президенту Зеленскому и его Офису не присущи. Действительно может быть критика или известное решение СНБО относительно судей, но это реакция на события, а не давление. Отдельных встреч с президентом или его командой, кроме общеоткрытых мероприятий, у меня не было. Я ясно знаю, что мне делать, где моя ответственность.
– Судебная реформа. С одной стороны, наши международные партнеры ожидают от нас еще больших результатов. С другой – в политических кругах идет речь о том, что это одна из самых успешных реформ. Чего не хватает?
– Я думаю, что еще рано оценивать судебную реформу, потому что она должна включать в себя завершение реформирования всех инстанций и всех юрисдикций. Когда мы завершим наполнение судов судьями и работниками аппарата, а также приведем сеть судов в соответствие с новым территориальным устройством нашей страны и они начнут работать, тогда мы уже сможем оценить успешная реформа или нет. Сейчас основная проблема - наполнение судов кадрами. Я очень надеюсь, что ВРП и ВККС, возобновившие свою работу в текущем году, справятся с этой задачей.
– Один из органов, выбирающих судей Конституционного Суда Украины, – Совещательный совет экспертов был сформирован не так, как нам советовали международники, а точнее Венецианская комиссия. Она хотела, чтобы в Совете было 7 членов, и большинство – международники. Но их в совете шесть, но решающий голос за международниками. Как вы к этому относитесь?
– Я – патриот своего государства. Мне бы очень хотелось, чтобы мы в своей стране порядок наводили сами. Я уверен, что мы с этим можем справиться. За эти тяжелые месяцы войны мы видим, сколько людей пошло защищать наше государство и с какой самоотверженностью работают во всех отраслях национальной экономики ради победы.
Вместе с тем нужно понимать, что сейчас сложились такие реалии, что без международной поддержки нам очень трудно одолеть врага и существует угроза потерять нашу независимость. Без международной помощи будет сложно, как защищать нашу землю, так и завершить продолжающиеся реформы. И если сейчас нашими международными партнерами относятся определенные условия, от которых, в частности, зависит и их поддержка на пути к вступлению в ЕС и НАТО, то нам такие условия нужно принять.
– Но складывается такая ситуация, что наше общество в этом вопросе больше доверится международникам. Почему?
– Вы знаете, сколько заявляемых в среднем отводов, например, судьям уголовной юрисдикции? За год, вы удивитесь, их менее 1%. Это официальная статистика. Кроме того, из принятых уголовной юрисдикцией судебных решений в апелляционном порядке обжалуется не более 20%, а в кассационном – менее 10%. Это свидетельствует о том, что нашим судам доверяют и их решения воспринимаются. Также миллионы наших граждан, даже несмотря на продолжающуюся российскую агрессию, обращаются в суд за защитой своих прав и интересов. Разве это не свидетельствует о высоком уровне доверия? Но если мы выйдем на улицу и спросим у людей о доверии к суду, то получим, к сожалению, совсем другой ответ. Поэтому нужно задуматься, в чем состоят причины недоверия.
Однако если мы спросим наших граждан, готовы ли они, чтобы их споры решали судьи, являющиеся представителями других стран, то я убежден, что мы получим ответ – нет.
– Но есть уйма прецедентов относительно откровенно незаконных решений судей. Есть разные примеры их поведения, когда они очевидно считают себя над законом.
– Прежде всего, хотел бы отметить, что судебные решения принимаются именем Украины, их нужно уважать. Если решение не отвечает требованиям закона, оно может быть проверено в апелляционном порядке, а в некоторых случаях и в кассационном. В случае обнаружения ошибки, она будет исправлена. Если общество желает, чтобы судебные решения были законными, то все же должно быть доверие к профессионалам. К сожалению, сегодня на фоне общественного запроса на справедливость мы часто об этом забываем.
– Спецтрибунал. Есть очевидная необходимость создания самого международного трибунала, а не национального. При этом сейчас создается такое впечатление, что наши партнеры не очень хотят рассматривать вариант международного трибунала.
– Меня настораживает акцент на том, что нам чего-то не хотят делать наши партнеры. Именно Украина столкнулась с войной. После Второй мировой войны агрессии такого масштаба в Европе не было.
Но давайте проанализируем, как развивалось международное право после Нюрнбергского процесса в последние десятилетия. Во всем мире создавались правила, по которым можно преследовать военных преступников. На основании Римского Устава, принятого в 1998, действует Международный уголовный суд, в компетенцию которого входит преследование лиц, ответственных за геноцид, военные преступления и преступления против человечности. Так получилось, что Украина не ратифицировала Римский Устав. Россия также не является его участником, что препятствует преследованию военных преступников этой страны в рамках МУС.
Однако с первых дней открытой агрессии было понятно, что у России не было обоснованных оснований для развязывания этой войны и сегодня РФ уже не скрывает истинных причин своей агрессии, заявляя о том, что она воюет с "коллективным Западом" и хочет наказать Украину за наши стремления ко вступлению в ЕС и НАТО.
Еще в апреле 2022 года президент выступил с инициативой о том, что агрессивные действия руководства России должны быть оценены именно в рамках международного института, которым должен стать международный трибунал. Я поддерживаю эту инициативу и считаю, что агрессия против Украины должна быть оценена с точки зрения международного права. А вопрос о том, по какому варианту Спецтрибунал должен быть создан, предстоит решить поддерживающим нас странам.
Судьи решительны в борьбе с коррупцией. Как мы видим, Высший антикоррупционный суд Украины, который начал свою деятельность 4 года назад, эффективен, и значительных нареканий у общества относительно его работы нет.
Если вопрос в усилении наказания за коррупционные деяния – оно и так достаточно строго. В частности, законодательным органом были ранее внесены изменения в Уголовный кодекс и на сегодняшний день запрещено назначать наказание за коррупционные правонарушения ниже самого низкого предела, предусмотренного законом, или освобождать от наказания с испытательным сроком. Вопрос в достижении его неотвратимости.
Я согласен с тем, что не может быть судебных заседаний, в том числе и по продолжающимся годами коррупционным преступлениям. Нужно проанализировать причины их чрезмерной продолжительности. А это и кадровый дефицит судей, злоупотребление участниками процесса своими правами, несовершенством действующего законодательства. Вместе с тем, не следует забывать, что судебные решения должны быть законными, то есть принятыми со строгим соблюдением положений Конституции Украины, национального законодательства и Европейской конвенции по правам человека.
– С этим вопросом недавно выступал президент Зеленский. Стремясь ужесточить преступление за коррупцию, он предложил приравнять ее к госизмене. Но за самое тяжелое коррупционное преступление дают 12 лет, то за измену 15. То есть это всего три года разницы.
– Я не знаю, что именно президент имел в виду в данном случае, потому не могу подробно комментировать его слова. Но если мы говорим о таком уравнении в политическом смысле, то я согласен, что разрушающая нашу страну коррупция может признаваться самым тяжелым преступлением.
Если мы говорим о таком уравнении в правовом смысле, то есть исходя из размера наказания, предусмотренного за коррупционные преступления, то оно действительно более мягкое, и я так понимаю, что вопрос о его усилении сейчас обсуждается в парламенте.
– На Полтавщине судья оправдал уклониста и сравнил мобилизацию с рабством. Вы видите в подобных заявлениях определенную тенденцию – судьи, которые пытаются приобрести какой-то определенный одиозный вес?
– Когда я впервые увидел эту новость, я вообще подумал, что это фейк. Хорошо, что такие случаи совсем единичны и это не тенденция. Однако это все-таки судебное решение, но очевидно должно быть апелляционное разбирательство. И здесь дилемма, с одной стороны, судебные решения, которые нужно уважать, с другой – высказывания, не поддающиеся анализу. Безусловно, нужно разбираться в ситуации. Я не хочу угадывать, что стало причиной принятия этого решения, всколыхнувшего все юридическое сообщество.
Хотел отметить, что у нас, даже в период войны, количество рассмотренных уголовных производств исчисляется десятками тысяч, а в целом, учитывая все юрисдикции, это количество превышает 2 млн дел. Поэтому мне очень хотелось бы, чтобы работа наших судов в нынешних сложных условиях оценивалась в целом, а не по единичным случаям.
– Как вы считаете, возможен ли в нашей стране суд присяжных в его классическом варианте?
– Мы делали подробный анализ перед войной по суду присяжных. Присяжные у нас входят в состав суда. Сказать, что производства с участием присяжных рассматриваются неэффективно, нельзя. Очень важно, когда народ участвует в процессе осуществления правосудия. Тем более когда мы говорим о вопросе восстановления доверия к суду. Поэтому я думаю, что мы должны стремиться к усовершенствованию суда присяжных в Украине. Хотя на сегодняшний день есть много оговорок относительно возможности влияния на присяжных, добросовестного выполнения ими своих обязанностей, обеспечения необходимыми условиями, финансирования и прочее.
– Как вы думаете, что нам все же поможет восстановить доверие к судьям?
– Хотелось бы, чтобы медиа поменьше использовало негативные поводы для формирования общественного мнения. Если мы посмотрим ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, которая гарантирует свободу слова, мало кто обращает внимание на последнюю часть этой статьи, указывающую на определенные ограничения, которые могут быть применены, если они подрывают авторитет правосудия.
Также у нас пробелы в коммуникации. Я постоянно говорю – против нас используют недовольную сторону. При этом следует понимать, что в любом деле всегда есть сторона, которая воспринимает положительно судебное решение. Я каждый раз судьям говорю – если человек пришел, увидел качественную организацию работы суда, получил понятное решение, поверьте, он будет полностью доверять этому институту.
У меня было много случаев, когда человек даже получив достаточно большое по размеру наказание, но понимая, что решение справедливо, с уважением относился к судьям. Организация работы суда должна быть на должном уровне. Все эти факторы нужно решать в комплексе, и тогда мы будем говорить о доверии к суду.