Геополитика энергетики 2025: новые альянсы, новые зависимости

О том, какая энергетика стала ключевым инструментом глобальной политики и переформатировала союзы, зависимости и влияние ведущих государств, меняя правила игры на мировом рынке, – в блоге эксперта по энергетике Михаила Пиртко.

В 2025 году энергетика окончательно перестала быть экономической категорией – она стала главным инструментом глобальной политики. После нескольких лет войн, санкций и ускоренного "зеленого перехода" мир вошел в новую фазу энергетической геополитики, где границы между союзниками и конкурентами часто размыты.

Европа пытается сохранить баланс между декарбонизацией и энергетической безопасностью. США используют нефть и сжиженный газ как "энергетическое оружие демократий". Китай формирует свои цепи поставок в Африке, Латинской Америке и Юго-Восточной Азии. А страны Ближнего Востока, прежде всего, Объединенные Арабские Эмираты, показывают, что даже традиционные экспортеры нефти способны превратиться в глобальных лидеров "зеленой" трансформации.

Мировая энергетика больше не делится на "чистую" и "грязную". Ее настоящее разделение – между системами, которые формируют политическое влияние, и теми, которые реагируют на него. В 2025 году выбор партнеров и направлений сотрудничества все чаще определяет экономический вес государств и регионов.

Когда "зеленая мечта" встречает энергетический дефицит: как ЕС ищет баланс

Европейский Союз вошел в 2025 году с крупнейшим энергетическим переустройством в истории континента. В 2023 году ЕС обеспечивал собственным производством лишь около 42% от общего объема потребления энергии, в то время как 58% приходилось на импорт.

Отказ от российских энергоносителей, введенный как вынужденный шаг после 2022 года, постепенно превратился в долгосрочную политику энергетической безопасности. Однако на практике "независимость" не означает самодостаточность – скорее, изменение географии зависимостей.

Норвегия, Катар и США стали ключевыми поставщиками газа в ЕС, в основном в форме сжиженного природного газа (LNG). По данным Международного энергетического агентства, только в первом полугодии 2025 года импорт LNG в Европу вырос примерно на 20 млрд м³, или на 25% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.

Новые терминалы в Германии, Польше и Нидерландах создали альтернативную инфраструктуру поставок, но одновременно вызвали новую волну дискуссий: насколько "зеленой" может считаться энергетика, опирающаяся на транспортировку ископаемого топлива через океан.

Темпы декарбонизации остаются неравномерными. Франция активно развивает ядерную энергетику как главный безуглеродный источник. Германия, несмотря на отказ от атомных станций, сталкивается с дефицитом стабильной мощности и ростом импорта электроэнергии. Польша пока опирается на уголь, но в то же время готовится к запуску первого модульного ядерного реактора в партнерстве с США.

Проблема общей политики состоит в том, что энергетический переход происходит с разной скоростью. Для одних государств "зеленый курс" – политическая необходимость и ответ на климатические вызовы, для других – риск потерять промышленную конкурентоспособность. Разрыв между севером и югом Европы, между старыми и новыми членами Союза, между производителями и импортерами энергии только усугубляется.

В результате формируется двойная реальность: официальная риторика Брюсселя остается климатической, в то время как реальная энергетическая политика государств все чаще возвращается к прагматизму. В новой геополитике 2025 года выиграют не те, кто быстрее декарбонизуется, а те, кто сохраняет контроль над источниками и технологиями генерации.

США: энергетика как новое оружие влияния

В 2025 году Соединенные Штаты Америки окончательно закрепили за собой статус энергетической сверхдержавы. Страна, еще два десятилетия назад импортировавшая нефть с Ближнего Востока, сегодня диктует правила на глобальном рынке сжиженного газа (LNG) и быстро набирает вес в технологиях "зеленой" генерации.

После вторжения России в Украину, энергетика стала для Вашингтона не просто отраслью экономики, а важным элементом внешней политики. Терминалы экспортного LNG в штатах Техас и Луизиана работают по полной: по данным U.S. Energy Information Administration в 2024 году США экспортировали примерно 11,9 миллиарда кубических футов в день (Bcf/d) сжиженного газа – самый большой показатель в мире.

Ключевая трансформация состоит в том, что экспорт энергоносителей совмещается с промышленной политикой. Закон Inflation Reduction Act (IRA) стал самым большим пакетом государственной поддержки "зеленой" промышленности в истории США. Сотни миллиардов долларов направлены на производство батарей, солнечных панелей, электромобилей и биотоплива, возвращающих часть производственных цепей в Америку.

Европа воспринимает это не только как "зеленую революцию", но и как форму экономического протекционизма: капитал и технологии возвращаются через Атлантику. Однако для США это стратегия долгого цикла – сделать энергетическую независимость одним из столпов геополитической силы.

Сегодня Вашингтон влияет на международные решения не только из-за санкций или дипломатии, но и из-за потоков энергии: для союзников это поддержка, для оппонентов – рычаг. Именно поэтому метафора "энергетическое оружие демократий" получила реальное содержание в 2025 году.

Китай и Глобальный Юг: новая энергетическая география

Пока Запад спорит о границах "зеленого перехода", Китай тихо, но системно строит собственную архитектуру энергетической безопасности. В 2025 году Пекин это уже не просто крупный потребитель, а центр тяготения новых энергетических альянсов в формате BRICS+ и инициативы "Пояс и путь".

Модель Китая отличается от западной в двух ключевых аспектах. Во-первых, он не ставит четкую границу между "традиционной" и "зеленой" энергетикой: Пекин инвестирует одновременно в угольные электростанции, солнечные фермы, атомные реакторы и инфраструктуру для сжиженного газа (LNG). Во-вторых – он стремится к контролю над цепями поставко, а не только над собственным производством.

Через масштабные инвестиции в Африке, Латинской Америке и Юго-Восточной Азии Китай обеспечил себе доступ к литию, кобальту, никелю и редкоземельным металлам – без которых не обойдется "зеленое" производство.

К примеру, в Демократической Республике Конго китайские государственные компании контролируют более 80 % добычи кобальта. А за первое полугодие 2025 года китайские проекты в рамках инициативы "Пояс и путь" в энергетике достигли около 42 млрд долларов инвестиций – рост вдвое выше по сравнению с таким же периодом 2024 года.

В рамках этого подхода BRICS+ постепенно превращается в энергетический клуб: Саудовская Аравия и Иран поставляют нефть, Бразилия – биотопливо, Россия – газ и технологии ядерного цикла, а Китай – финансы, технологии и рынки сбыта. Это уже не классический военно-политический блок, но он определяет новые правила игры в мировой энергетике.

Например, Индия выступает балансирующим игроком: принимает китайские инвестиции, но не пытается превратиться в полностью зависимую от Пекина страну, а одновременно наращивает собственную промышленную базу и ВИЭ.

В 2025-м Китай задает темп. Его влияние базируется не на прямой силе, а на технологическом присутствии и ресурсной узости – от электромобилей до солнечных панелей, устанавливаемых в десятках стран. Новые зависимости уже имеют не нефтяную, а кремниевую или литиевую природу.

Ближний Восток и новая роль ОАЭ: от экспортеров нефти до экспортеров будущего

Объединенные Арабские Эмираты стали главным исключением в регионе, который десятилетиями ассоциировался только с нефтью. В 2025 году они показывают, что даже традиционная энергетика может стать фундаментом технологической и климатической модернизации.

Стратегия UAE Net Zero 2050 и программа Vision 2030 изменяют экономическую модель страны: вместо простого экспорта сырья Эмираты инвестируют в водородные кластеры, солнечную энергетику, опреснение воды и эко-архитектуру городов. К примеру, государственная платформа отмечает, что к 2030 году страна планирует инвестировать AED 150-200 миллиардов (примерно 40-55 млрд долл.) в возобновляемые источники энергии.

Проект Masdar City – некогда футуристическая концепция в пустыне – сегодня служит реальной платформой для испытаний технологий устойчивого развития: от материалов с низким энергопотреблением до автономного общественного транспорта.

ОАЭ используют свое нефтяное наследие как стартовый капитал для перехода в новую эпоху. Доходы от экспорта нефти направляются в глобальные "зеленые" инвестиции: только в канун COP28 издания публиковали, что государственные компании эмиратов связаны с почти 200 млрд долларов инвестиций в основном в чистую энергетику. Это делает страну одним из самых влиятельных инвесторов в области технологий низких выбросов.

В отличие от многих западных моделей, где экологическая трансформация создает социальные или политические напряжения, в Эмиратах она имеет государственное единство цели. Энергетическая стратегия там рассматривается не как компромисс между экономикой и климатом, а инструментом повышения международного статуса. Именно поэтому ОАЭ стали площадкой для глобальных переговоров: в финальных решениях COP28 впервые упомянут подход к постепенному прекращению ископаемого топлива – "начало конца эры ископаемого".

При этом страна не отказывается от своей энергетической идентичности. Она не пытается "покаяться" за нефть, а переосмысливает ее как ресурс развития, образования и влияния. В этом подходе – ключ к стабильности на Ближнем Востоке: когда богатство не просто сжигается, а устремляется в будущее.

ОАЭ – это пример того, как государство может оставаться частью нефтяного мира, но при этом задавать стандарты "зеленого" лидерства. И именно этот синтез делает их не просто энергетическим игроком, а архитектором новой эпохи ресурсного развития.

Африка и будущее энергетики: новый фронт мировых альянсов

Африка в 2025 году стала тем, чем Ближний Восток был в середине XX века: континентом больших энергетических надежд и одновременно местом рисков новых зависимостей. Здесь переплетаются интересы Китая, Европы, США и арабских монархий – каждый из игроков видит в регионе не только источник сырья, но политический потенциал.

Для Европы Африка – ключ к зеленой энергетике будущего. К примеру, такие страны как Марокко, Египет, Намибия и Мавритания развивают крупные солнечные и ветряные фермы, ориентированные на экспорт "зеленого" водорода.

Согласно исследованию, Африка имеет существенный потенциал для производства водорода из ВИЭ – низкие затраты на солнечную и ветровую энергию создают условия выиграть эту гонку. Европейский Союз вкладывает в эти проекты, пытаясь создать цепь поставок, которая уменьшит зависимость от Ближнего Востока и Азии.

Но за этим кроется знакомый риск – новая форма энергетического неоколониализма: технологии принадлежат Западу, доходы – транснациональным корпорациям, а местные общины часто получают минимальные выгоды.

Китай действует иначе: кредиты, дороги, порты, заводы – в обмен на доступ к ресурсам. Его проекты менее громкие на первый взгляд, но стратегически продуманные: контроль над месторождениями лития, кобальта, марганца и урана создает долгосрочное технологическое преимущество для Китая.

Арабские инвесторы также все активнее: Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия и Катар финансируют энергетическую инфраструктуру в Восточной Африке, объединяя свои ресурсы с европейскими технологиями. Таким образом, формируется треугольник сотрудничества: "ЕС-Ближний Восток-Африка", который имеет потенциал определять энергетическую карту мира на следующие десятилетия.

Проблема в том, что по всем этим крупным проектам пока не хватает настоящего африканского голоса. Если континент не получит собственных механизмов контроля, то его энергетическое будущее может превратиться не в историю развития, а в повторение прошлого – когда ресурсы работают не на местный прогресс, а на внешнее влияние.

И все же у Африки есть шанс быть не поставщиком сырья, а центром новой энергетической системы. Ее природный потенциал – солнце, ветер, гидроэнергия, биомасса – делает этот континент одной из наиболее перспективных площадок для перехода от экспорта сырья к экспорту энергии. Именно здесь будет решаться, станет ли XXI век веком настоящего "зеленого равенства" или очередной эпохой перераспределения влияния.

Итог

Мировая энергетика в 2025 году – это сложная система новых связей и старых противоречий. Отказ от ископаемого топлива не сделал государства независимыми, лишь изменил характер их взаимозависимостей.

Европа учится жить без российского газа, но теперь зависит от поставок сжиженного газа, критических металлов и технологий. США используют собственные ресурсы и "зеленые" субсидии, чтобы удержать промышленное преимущество и влияние на союзников. Китай строит сеть экономических и технологических связей через инвестиции в страны Азии, Африки и Латинской Америки.

На этом фоне Объединенные Арабские Эмираты стали примером страны, сумевшей превратить нефтяной капитал в инструмент развития. Их опыт показывает, что модернизация возможна без разрушения традиционной энергетики, если вовремя вкладывать в новые технологии и образование.

Африка со своей стороны становится главным полигоном будущего. Здесь решается, сможет ли мир перейти к "зеленой" энергетике без повторения колониальных схем, где ресурсы и выгоды распределяются неравномерно.

В новой геополитической реальности важно не столько иметь ресурсы, сколько уметь распоряжаться ими – рационально, предусмотрительно и в долгосрочной перспективе.