В самом конце неспокойного 1939 года в рекламной вкладке одной из самых популярных и читаемых газет в США - Los Angeles Times - где-то между объявлениями о продаже велосипедов и приглашениями отправиться в круиз по теплым широтам, была опубликована целая страница текста с нападками на администрацию тогдашнего президента страны Франклина Рузвельта. Рекламодатель, не поскупившийся на выкуп всей газетной полосы, называл проводимую главой государства политику "Нового курса", противоречащую не только американскому духу, но и божественному замыслу. Все затеи Рузвельта - помощь стоящим на грани банкротства банкам и предприятиям, регулирование валютного курса, а особенно программы помощи беднякам и безработным, легализация профсоюзов и создание пенсионных фондов - назывались в рекламном тексте попыткой вмешательства в естественный ход вещей, распоряжаться которым вправе только Всевышний.

Читатель из всей этой высокопарной писанины должен был вынести одно - Всевышнему не нравится, что кто-то еще, кроме него, берет на себя заботу о людях, что поддерживаемые государством профсоюзы, выплачиваемые при помощи госбюджета пенсии и пособия по безработице - это попытка, пускай и облеченных властью, но смертных людей, взять на себя обязанности бога, которому единственному следует довериться в распределении благ. Ведь не зря же сказано в Писании, что даже волос с головы человеческой падает только, если есть на то воля божья.

Автором текста был Джеймс Файфилд-младший – священник, наверное, самой радикальной из всех протестанских церквей - Конгрегационалистской. Ветеран-пехотинец, повоевавший еще в Первую мировую, и почувствовавший после увольнения в запас тягу к миссионерской работе, к концу 1930-х Файфилд был одним из самых известных проповедников в Калифорнии, да и в Штатах в целом. Когда-то он начинал служение в погрязшем в долгах и покинутом паствой приходе, но на рубеже 30-х и 40-х об этом уже мало кто помнил. Жившего в огромном особняке, тратящего огромные деньги на автомобили и костюмы бывшего пехотинца, в то время знали как "Апостола миллионеров". Этот титул Файфилд заслужил, добившись расположения самых богатых и влиятельных бизнесменов США, как и он, веривших в то, что политики-демократы ведут страну прямиком в ад.

Именно эти бизнесмены оплачивали и рекламу в Los Angeles Times и все остальные инициативы Файфилда, потому что верили, что только с его помощью смогут остановить все более активное вмешательство государства в их не всегда чистые дела.

Взявшаяся за наведение порядка после буквально сокрушившей экономику Штатов Великой депрессии, администрация Рузвельта решила несколько приструнить крупный бизнес, в те времена все еще предоставленный самому себе. Законодательно отношения между работодателем и работником толком не регулировались: бизнесмен без всяких проблем мог уволить серьезно заболевшего работника, участника забастовки или сотрудника, просто вступившего в профсоюз. Демократическое правительство потихоньку эту ситуацию выправляло, вводя законы, определяющие рамки рабочих отношений. Так, одним из первых шагов к наведению порядка в трудовой сфере стал запрет на увольнение членов профсоюза.

Кроме того, правительство тратило деньги на спасение предприятий, которые бы в противном случае - не вмешайся в дело государство - за бесценок достались бы олигархату. В общем, назревала настоящая война, причем, перевес был явно не на стороне бизнесменов. Чего они только не перепробывали: и штрейкбрехеров нанимали, и уличным бандам за разгон демонстраций платили, и вашингтонским лоббистам покупали дома и яхты, и через рекламные отделы газет и радиостанций пытались доказать опасности выбранного президентом пути - все впустую. Рузвельт оставался непоколебим, а его популярность у избирателей только росла.

Большой бизнес искал новых союзников и нашел их в среде духовенства и прихожан евангелистских церквей. Вернее, это "апостол" Файфилд сделал так, что церковь и олигархи оказались по одну сторону баррикад.

Едва вступив в сан, Джеймс Файфилд понял, что без помощи богатых американцев он и его приход обречены на нищету. Поэтому время между проповедями и молитвами он тратил на написание писем к бизнесменам, в которых призывал объединиться "против тирании Вашингтона и защитить сам свободный дух Америки". Хотя многие современники миссионера считали его пройдохой, готовым говорить все, что захотят услышать его богатые спонсоры, похоже, Файфилд действительно верил в то, что государство покушается на святое, пытаясь вмешаться в установленный небесами ход вещей. Поэтому и писал своим корреспондентам, что опечален попытками властей запустить руку в капиталы, дарованные свыше, и готов помочь отстоять их.

Мысль, что их состояния - это знак божьего благоволения, а не просто продукт зачастую жестокой эксплуатации человеческого труда - очень нравилась набожным богачам. Так что пробивной священник и ступившие на тропу войны с правительством миллионеры быстро нашли общий язык.

Тем более, что Файфилд, в общем-то, вольно обходился со священными текстами и во время выступлений с кафедры пропускал в Евангелии те моменты, которые могли бы оскорбить или возмутить самую зажиточную часть его паствы. Ни про богача, которому попасть в Царствие небесное сложнее, чем верблюду протиснуться в игольное ушко, ни о добром имени, которое, как учит Библия, ценнее любого серебра и золота, прихожане Файфилда в проповедях не слышали. Сам проповедник считал, что священные тексты нельзя принимать буквально и тем более использовать их от начала до конца как руководство к действию. Необходимо вычленять из них то, что наиболее важно.

Довольно быстро оформившийся союз бизнеса и духовенства - а помимо Файфилда к нему со времени присоединились тысячи приходов и миссионеров - получил название "Духовная мобилизация" (вероятно, боевое прошлое идеолога все еще не отпускало его). К началу Второй мировой войны среди участников "Духовной мобилизации" были владельцы крупнейших в стране сталелитейных, нефтяных и автомобильных компаний, ректоры ведущих университетов, издатели газет и просто богатые прожигатели жизни, решившие заняться чем-то, как им казалось, богоугодным.

Бюджет союза, формировавшийся как из частных взносов, так и за счет пожертвований от различных бизнес-ассоциаций, рос год от года. "Духовная мобилизация" могла позволить себе выпуск ежемесячного журнала, печать десятков тысяч брошюр, собственные радиошоу по всей Америке. С самого начала "Духовная мобилизация" была открыта для представителей всех конфессий - главное, искренняя вера и нелюбовь к демократам в правительстве. К организации действительно присоединились несколько священников других христианских деноминаций и даже пара раввинов, но в массе своей "Духовная мобилизация" была протестантской. Ничего удивительного в этом не было. Протестантская этика во многом строится на вере в то, что каждому человеку и благ, и страданий достается ровно столько, сколько предначертано свыше. И не дело человека роптать на бога или пытаться как-то исправить ситуацию. Необходимо лишь молиться и по совести выполнять свою работу, а уж небеса позаботятся о хлебе насущном. Сталкиваясь с проблемой, протестант пытается понять, как бы вел себя в похожей ситуации Спаситель. "Что бы сделал Иисус?", - стоя перед любым жизненным выбором, спрашивает себя настоящий протестант.

"Ну уж точно не побежал бы громить дома своих более успешных соседей, не устроил бы забастовку и не вступил бы в профсоюз", - так или примерно так отвечали на этот вопрос священники из "Духовной мобилизации".

С кафедр по всей Америке все чаще и все жестче поносили вашингтонскую администрацию, ее сторонников обвиняли в страшнейшем, с церковной точки зрения, из преступлений - язычестве. Надежда на помощь от государства, упование на чиновников как возможный источник благ объявлялись ересью, наваждением, ошибочной верой. Для обозначения этой веры проповедники стали использовать термин Stateism (от английского state – "государство" и греческого teos – "бог") - надо же как-то называть то, что ежедневно клеймишь в храме. В пример тогда живущему поколению ставились первые переселенцы из США - пилигримы. Эти протестанты-пуритане покинули Старый свет, потому что не могли мириться с богоотступническими в их представлении властями европейских государств, и сумели обустроиться в первых колониях, используя одну лишь Библию в качестве сборника наставлений.

Однако лучшую рекламу новому движению сделали ни пилигримы, а Гитлер и Сталин. Образованная в 1935 году, "Духовная мобилизация" с первых дней своего существования использовала пример немецкого нацизма и советского большевизма в своей пропаганде: вот, мол, к чем приводит возвеличивание государства, к появлению коммунистов, поставивших перед собой цель построения общества безбожников, да торжеству национал-социализма - богопротивной идеологии, в которой культ силы и поклонение фюреру пришли на смену христианской вере. Конечно, Рузвельт не был похож ни на бесноватого немца, ни на московского палача, но где гарантии, спрашивали священники, что он не поведет себя также, как европейские тираны, если сможет отвратить американцев от Библии?

Особенно в распространении этих взглядов преуспели коллеги Файфилда по Конгрегациональной церкви, отрицающей даже церковную бюрократию (у конгрегационалистов нет ни центрального руководящего аппарата наподобие синода, ни епископата, даже священники избираются из числа мирян голосованием; именно так получил свою кафедру Файфилд, предварительно, правда, окончивший богословский факультет). Что уж говорить о бюрократии светской.

Деньги корпораций и усердие священнослужителей всего за несколько лет радикально переменили американское общество. Если в 1930-м к какой-либо церковной общине или синагоге себя причисляли около 47% американцев, то вскоре после Второй мировой граждан США, принадлежащих к разным церквям (прежде всего, конечно, протестантским), было уже 57%, а к концу 1950-х — аж 69%.

Но к тому времени звезда самого Джорджа Файфилда-младшего и всей его "Духовной мобилизации" уже клонилась к закату. Свою историческую миссию они выполнили - заставили миллионы американцев верить в то, что страна может и должна управляться в соответствии с, прежде всего, библейскими предписаниями, как бы туманны они ни были. Однако популярность недавних властителей дум после войны день ото дня только падала. Во многом в этом были виноваты крайне двусмысленные заявления самого "апостола миллионеров". Так, уже в 1950-е в радиоэфире он заявил, что один из отцов-основателей США Бенджамин Франклин в своих трудах осуждал иудеев за отказ признать Христа мессией. На самом деле ничего подобного Франклин никогда не писал, а весь его антисемитизм - лишь выдумка министра пропаганды Третьего Рейха Йозефа Геббельса, считавшего, что с помощью распространения такого рода фальшивок он сможет привлечь американцев на сторону нацистов. Симпатий рейху это вряд ли добавило, но в американской антисемитской мифологии выдумка Геббельса прижилась.

Для протестантов поколения Файфилда антисемитизм и расизм не были чем-то постыдным - в конце концов, оправдывали себя и миряне, и духовенство, сам вдохновитель Реформации, основоположник всех ветвей протестантизма Мартин Лютер отметился десятками крайне злобных замечаний в адрес иудеев, призывал к разрушению синагог, выселению евреев из европейских городов и даже опубликовал труд "О евреях и их лжи". Конечно, евреи были и в самой "Духовной мобилизации", по погоды они там не делали, взяли их, что называется, для массовости, и многие из христиан-участников этого союза скорее терпели их, чем относились как к равным.

Но после Второй мировой войны, после Холокоста и миллионов еврейских беженцев взгляды христианской Америки начали довольно быстро меняться. Оказалось, что евреи - не всесильные закулисные властители мира, не сплошь дельцы и миллионеры, только и занимающиеся ростовщичеством и грабежом христиан. Это такие же люди, как и сами американцы-протестанты, им бывает больно и одиноко, они любят и страдают. И этих людей - весь народ - едва не извели фанатики-нацисты. В масштабах гонений на европейских евреев, в количестве погибших и, в конце концов, в спасении народа от полного уничтожения виделось что-то библейское, что-то грандиозно неземное. Господь, верило новое поколение американцев, спас народ Израилев, не оставил его в самую трудную минуту. То есть, всевышний не против, а за евреев. Но почему, задавались вопросом верующие, ведь они не приняли Христа как спасителя, не поверили в него как в бога?

Ответ на этот вопрос проистекает из давно уже известных доктрин одного из протестантских течений - квакеров. Эта совсем немногочисленная деноминация (их и сейчас в мире меньше полумиллиона, причем, около половины всех квакеров живут в Африке) еще в 17 веке отказалась от традиционного тогда для христианского мира взгляда на евреев как на "врагов Христовых". Вернее, квакеры еще в 17 веке разработали доктрину наличия божественного света в каждом человеке. Каждая жизнь - христианина, мусульманина, иудея, язычника - в представлениях квакеров священна и никто не может быть наказан, лишен права на жизнь или собственность только из-за своего происхождения или вероисповедания. Всего несколько веков назад это мысль была революционна. Ну и самое главное - первые квакеры считали, что второе пришествие не наступит до тех пор, пока евреи не примут Христа. Причем, сделают это без всякого принуждения, по доброй воле.

И хотя квакерство так и не получило широкого распространения, идея о святости каждого человека и необходимости прихода иудеев к христианской вере повлияла на другие течения протестантизма (и в значительной мере — на судьбу самих евреев; так, изгнанные из Британии в конце 13 века, в 17 они начали возвращаться на острова с разрешения короны, лелеющей мечты о постепенном обращении евреев в англиканство).

Священники и миряне искали в священных текстах доказательства или опровержение этой доктрины. И часть протестантов в ходе этих поисков зашла еще дальше, чем ожидала. Эти верующие рассматривали Ветхий завет и Евангелие не как отдельные писания, а как две части божественного откровения, прямо проистекающие одна из другой. И тогда выходило, что бог Авраама из Ветхого завета никогда не отменял завета с иудеями, а значит, посчитали исследователи, евреи были и остаются богоизбранным народом. Полнее всего эту мысль развил уже в 19 веке британец Джон Нельсон Дарби.

Торжество христианства, писал в своих трудах этот ученый-библеист, возможно только после возвращения всех евреев на их историческую родину - в Израиль. Более того, евреи должны не только вернуться, но еще и восстановить разрушенный в начале новой эры Иерусалимский храм. За восстановлением Храма, считал Дарби, и последует второе пришествие Христа, которое убедит иудеев в праведности христианства. Христос, учил исследователь, есть воплощение того самого бога Израиля, которому поклоняются иудеи, но поймут они это только тогда, когда вернутся на свою землю свободными людьми и исполнят древнюю мечту о возведении нового Храма.

Десятилетиями трудами Дарби интересовались только такие же как он исследователи священных текстов и некоторые семинаристы, но в середине двадцатого века они получили второе рождение. После образования в 1948 году государства Израиль об этих изысканиях узнали миллионы, ведь те, кто был знаком с идеями Джона Нельсона Дарби, не просто посчитали, что написанное им сбывается, они еще и поспешили поделиться своими мыслями с духовенством и мирянами. Ну а вскоре с тысяч церковных кафедр по всему западному миру зазвучали слова о приближении планетарного торжества христианства, предписанного почти забытым англичанином. Образование Израиля для миллионов христиан стало не просто появлением нового государства, а первым - и самым главным - предзнаменованием второго пришествия Христа.

Вторым таким предзнаменованием стала атомная бомба. В этом сверхмощном оружии виделся инструмент грядущего конца света. Бомба была мечом Антихриста, которым предстоит разрушить старый мир. И лишь затем, после сокрушения Антихриста и Страшного суда, на обломках этого старого мира должна начаться вечная жизнь для праведников. То есть, царство Антихриста становилось все ближе, ведь своя бомба была уже и у безбожников-большевиков. А вот торжество Спасителя, наоборот, оказывалось под вопросом: Израиль, конечно, появился, но Иерусалим в 1940-е и 1950-е все еще был под властью мусульман-иорданцев. Что же будет, если старый мир погибнет, но условия для появления нового - возвращение всех евреев в Израиль и возведение ими Храма в Иерусалиме - так и не будут выполнены? Американские протестанты не хотели проверять, им надо было исполнить то, что было предписано, как они верили, самим Спасителем: сделать все возможное для второго пришествия.

Итак, подпитанное деньгами корпораций, вдохновленное гуманистами и восторженное появлением на Ближнем Востоке еврейского государства, христианство нашло в послевоенной Америке миллионы преданных поклонников. США никогда и не были атеистической страной, несмотря на завещанное отцами-основателями разделение государства и церкви, но всплески настоящего религиозного энтузиазма остались в далеком прошлом и вера долгое время была делом глубоко личным. Но "Духовная мобилизация", атомная бомба, Израиль, все растущее напряжение с показательно отрицающим бога социалистическим миром вновь сделали религию вопросом политическим.

В январе 1953 года, вступая в должность президента США Дуайт Эйзенхауэр клялся в верности стране и конституции, положив руку ни на одну, как его предшественники, а сразу на две Библии. Одна из них была открыта на ветхозаветных строках "и смирится народ Мой, который именуется именем Моим, и будут молиться, и взыщут лица Моего, и обратятся от худых путей своих, то Я услышу с неба и прощу грехи их и исцелю землю их". Вторая, на которой прежде присягал на первой в истории США президентской инаугурации Джордж Вашингтон, - на одном из псалмов Соломона, в котором говорится о тщете всех человеческих усилий, направленных не во славу божью.

Такое окончание светского мероприятия оказалось сенсационным - все-таки прежде высшие чиновники не молились на людях, чтя Первую поправку к Конституции, провозглашающую разделение церкви и государства. А тут едва вступивший в должность президент не просто молится, в прямом эфире прося у бога помощи для себя и своей администрации, но еще и призывает присоединиться к этой молитве миллионы сограждан. Более того, специальные "инаугурационные" службы прошли в тот день во всех храмах и синагогах американской столицы, даже тогда еще недостроенная первая вашингтонская мечеть открылась на один день для того, писала газета Washington Post, "чтобы все желающие мусульмане могли попросить у Аллаха помощи для республиканской администрации".

Именно в годы президенства Эйзенхауэра появилась живая до сих пор традиция молитвенных завтраков, на которые приглашаются представители политической и бизнес-элиты, и при нем же на почтовых марках и денежных банкнотах начали печатать лозунг In God We Trust – "На бога уповаем". Выстроенная отцами-основателями стена между государством и религией (такой стеной сами они называли конституцию и Первую поправку к ней) устояла, но в ней появилось отверстие, через которое правительство и церковь оказались связаны. Отверстие это "пробили" миллионы верующих, требующих от правительства принять деятельное участие в подготовке к финальной битве между добром и злом.

Многолетняя работа церкви и христианских организаций привела к тому, что в современных США свыше 40% населения верит в то, что бог даровал землю Израиля евреям и больше никому, среди протестантов-евангелистов этот процент, конечно, еще выше. А это миллионы, даже десятки миллионов людей - работников, налогоплательщиков и, что самое главное, избирателей. Для них деятельное участие в подготовке второго пришествия куда важнее любых земных вопросов, вроде страховок, налогов или пенсий - ведь всего этого не будет на том свете. И именно желанием заполучить голоса этих десятков миллионов протестантов объясняется, например, решение Дональда Трампа перенести посольство США в Иерусалим, который, согласно решению ООН, вообще-то должен быть разделен между израильтянами и палестинцами. Но в разделенном Иерусалиме не выстроить заново Храма и не приблизить возвращение Спасителя, знают верующие. И поэтому с готовностью голосуют за кандидата, который готов пренебречь возможностью развязывания новой большой войны на Ближнем Востоке и приблизить, как им кажется, наступление Царствия небесного, в котором уже не будет ни войн, ни выборов, ни спорных территорий.